Газета Завтра 458 (36 2002) - [24]

РАЗВЯЗКА

В понедельник 19-го я узнал из телевизора, что произошло. Отправился на работу в ЦК. Там в коридорах наблюдалось некоторое оживление. Надо сказать, в последнее время в комплексе зданий ЦК КПСС на Старой площади все громче свистел ветер запустения и развала. В буфетах исчезли нормальные столовые приборы. Появились грязные гнутые алюминиевые вилки. По ночам в кабинетах сотрудников кто-то взял моду срезать кнопочные телефонные аппараты. Иногда вскрывали рабочие сейфы, и, если находили что-то ценное, уносили. Утром 19-го было много звонков с мест. Образование ГКЧП в основном поддерживали, но вызывала настороженность версия, будто Горбачев болен. В нее не верили. Если бы объявили, что ему предъявлено обвинение в государственной измене, и на время следствия он изолирован, это было бы принято без сомнений и с одобрением. Между сотрудниками прошел слух, будто бы состоялось заседание Секретариата ЦК под председательством Шенина, но что "они" решили — неизвестно. Потом новый слух, будто на места ушла шифровка с указанием поддержать ГКЧП. Позже выяснилось, что Шенин действительно разослал за своей подписью шифровку: "В связи с введением чрезвычайного положения примите меры по участию коммунистов в содействии ГКЧП". После разгрома она оказалась в руках прокуроров, по сути, единственным материальным свидетельством причастности партии к делам ГКЧП. Ближе к обеду прошелестел новый слух, на этот раз о созыве Пленума ЦК. И потом вдруг, как отрезало, полная тишина. Со временем я узнал, что во второй половине дня в ЦК приехал из Барвихи Ивашко, отодвинул Шенина и взял ручку управления на себя. Сразу стало тихо, как в детской игре в "замри". Никто ничего толком не мог объяснить. Кругом роились только слухи. В душе возникло и стало нарастать чувство, что все мы в западне, из которой нет выхода.

Во вторник 20-го в коридорах Орготдела не было никого. Все, как мышки, сидели по кабинетам. Иногда заглядывал кто-нибудь из коллег, оставлял слух и исчезал. Прошелестело, будто переметнулся Лебедь. Куда? К кому? Александр Иванович был членом ЦК КП РСФСР. На Пленумах гудел, как иерихонская труба, правильные вещи. Я не мог вообразить его демократом. Потом заговорили, будто к Ельцину перебегает милиция. Будто организует это заместитель министра Пуго генерал Громов. Снова не поверил. Громов — герой афганской кампании. Боевой советский генерал. Такие не перебегают. Во второй половине дня, устав от безделья и слухов, решил отправиться домой. Пешком. Посмотреть, что в городе. Есть такой журналистский штамп: "тщательно организованная провокация". Провокация августа 91-го была организована грубо, я бы даже сказал, вызывающе хамовато. На площади Свердлова, у Большого Театра, дальше по проспекту Маркса и в начале Манежной площади танки и много солдат в строю. Зачем? Ежу понятно. По периметру три крупнейших гостиницы: "Интурист", "Москва" и "Националь". Каждая нашпигована иностранными журналистами, репортерами, резидентами. Сцена устроена для них. На углу улицы Горького, у подземного перехода, танк. На нем молодой мужик лет 30-ти, полноватый, машет полосатым флагом (тогда такие называли "бесиками": белый, синий, красный). Время от времени выкрикивает: "Горбачев, Ельцин — да! Военный переворот — нет!" Рядом массовка человек 10, подхватывают этот лозунг. Кто же позволил мужику забраться на боевой танк с "бесиком"? Офицеры кучкуются группками в стороне, не вмешиваются. Солдаты в строю — в основном мальчишки. Выглядят очень усталыми, похоже, давно стоят. Жарко. Они все в керзачах. Вижу, как на одного, совсем молодого, коршуном налетает женщина лет 40-45: "Ты будешь стрелять в матерей!? Будешь стрелять в матерей?!.." Тот стоит замученный, безучастный, глаза чуть завел под веки. Сейчас бы я сказал этой тетке, попадись она мне: "Пусть в тебя чечен стреляет, дура!" Тогда промолчал, пошел дальше вверх по Горького. У красного здания Моссовета — бодрая суета, оживление. Вроде как в большой молодежной компании перед хорошей выпивкой. Туда-сюда снуют озабоченные революцией люди, в руках — пачки прокламаций, обращений, ельцинских указов. Все это рассыпают по городу, суют в руки военным. В здании функционирует штаб Александра Яковлева. Ему помогают два его бывших (в ЦК КПСС) помощника: Валера Кузнецов и Коля Косолапов. Оба, само собой, коммунисты, мои бывшие хорошие товарищи по аппарату ЦК. В этот день мы с ними оказались по разную сторону — не баррикад, а корыта. Они — с той, где берут, а я — где отнимают. На углу площади Маяковского и 1-й Тверской-Ямской улицы стоит иномарка. Задняя дверь поднята в небо. В просторном багажнике две мощные колонки гонят на всю площадь информацию "Эха Москвы". Диктор торопливо перечисляет номера воинских частей, фамилии командиров, названия и фамилии капитанов военно-морских судов, которые блокируют Горбачева в Форосе. Позже выяснилось, что все это было вранье. Но ведь кто-то его сочинял и загонял в эфир. И вот, следуя таким путем, отмечая про себя все грубые постановочные швы буфф-переворота, я начинал потихоньку прозревать, что на самом-то деле все эти ребята: и те, которые трясутся от страха в ГКЧП; и те, которые жрут водку с коньяком в удобном бункере Белого Дома; и сам богомерзкий форосский сиделец, умудрившийся за пять лет испоганить жизнь на целой планете,— все эти ребята, на самом деле, заодно. И что в конце концов они между собой полюбовно договорятся. А вот подлинным объектом их путчевых манипуляций, их подлинной несчастной жертвой является не кто иной, как все тот же безмолвный многострадальный народ, ставший "пиплом, который все схавает". Чтобы его облапошить, даже напрягаться особо нет смысла.