Газета Завтра 445 (23 2002) - [29]

Сразу же последовал другой вопрос:

— Ты откуда?

— Я из спецна-аза.

Впереди никак не унимались:

— Назови первую букву фамилии своего командира батальона!

То ли от холода, то ли от контузии, но у меня никак не получалось вспомнить нужную букву, и я сказал все, что вспомнил о комбате:

— Мой командир батальона — майор Перебежкин.

Впереди послышалась возня, и все тот же голос соизволил сказать:

— Ну ладно. Иди сюда.

Меня это разрешение почему-то взбеленило:

— Так и сяк вашу мать! Я не вижу. Я ранен.

Теперь уже не спереди, а откуда-то справа раздался возглас:

— Это Алик!

И оттуда ко мне побежали несколько человек. Я сразу узнал голоса майора-замполита, Валеры Златозубова и контрактника Чернова. Подбежавшие подхватили меня под руки, и вовремя: ноги стали как ватные и начали подкашиваться.

— Как там первая группа? — спросил я.

— Рассеяна по кушерям, — сказал мне Валера.

— А сколько времени?

— Полшестого, — снова ответил Валера. Меня под руки вели куда-то.

Из всех имеющихся войск как на валу, так и в штабе группировки, ни одно подразделение так и не пришло на помощь четырем офицерам и одному контрактнику, насмерть вставшим на пути рвущегося в Чечню отряда Салмана Радуева.

Боевики "прорвались" на рубеже обороны первой группы первой роты. Возьми они чуть вправо или влево, просто перескочили бы через вал и не встретили бы никакого сопротивления. Но военная судьба распорядилась иначе, и боевики Радуева пошли в лобовую атаку на несколько автоматов. До границы Ичкерии оставался всего один километр, но именно этот километр дался боевикам очень тяжело. Как чеченцы, идущие в атаку, были убеждены в своей вере — защитить любой ценой свободу Чечни, так и четверо офицеров и один контрактник спецназа ГРУ, ставшие насмерть на пути боевиков, тоже были правы в своей вере — защитить Россию как единое государство. И столкнувшись в яростной и беспощадной схватке как чеченские бойцы, так и русские солдаты, умирали с верой, что их смерть будет не напрасной и Родина будет спасена. Хотя на самом деле, убивая друг друга, мы убивали с каждым человеком еще одну частицу своей единой Родины. Слепые в своей ненависти, лютые в своей ярости, безудержные в своей мести, мы расстреливали в упор, разрывали на бесформенные куски мяса, забрасывали гранатами, убивали, убивали и убивали самих себя...

Через несколько минут после начала боя на позиции десантников у моста прибежали сначала двое солдат, а затем один офицер и еще двое бойцов. Как потом рассказывал обладатель постового тулупа, "они были, мягко говоря, в панике". Это была подгруппа из 8-го батальона, которая должна была прикрывать правый фланг первой группы первой роты третьего батальона. А еще через несколько минут позиции десантников были обстреляны из гранатометов и автоматов. Небольшая группа боевиков, подобравшаяся незамеченной, обстреляла десантников, чтобы те не смогли прийти на выручку отстреливавшимся разведчикам. В результате обстрела были ранены несколько человек; среди них был тяжело раненный выстрелом из противотанкового гранатомета полковник, все эти дни ходивший в постовом тулупе из барашка. Единственным убитым на позициях десантников оказался солдат по фамилии Коленкин...

«РУССКИЙ ОРДЕН» В ЦК ПАРТИИ: МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ

Валерий Ганичев

3 июня 2002 0

23(446)

Date: 04-06-2002

Author: Валерий Ганичев

«РУССКИЙ ОРДЕН» В ЦК ПАРТИИ: МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ(Беседа с Владимиром БОНДАРЕНКО)

Владимир БОНДАРЕНКО. Как начинался твой русский путь, Валерий Николаевич? Казалось бы, комсомольская молодость, быстрая карьера в ЦК ВЛКСМ — как тут осознать себя русским? Все тогда распевали песенку на слова Роберта Рождественского "Наш адрес не дом и не улица, наш адрес — Советский Союз", все считали себя просто советскими, даже в паспорт собирались внести графу "советский". С утра до вечера твердили и по радио и по телевидению, что все мы "родом — из Октября". И до 1917 года не было ничего путного, ничего хорошего. И вдруг не откуда-то снизу, с отброшенных историей замшелых островков уцелевшей лапотной Руси, а в кругах молодых коммунистических лидеров, военных, ученых, заговорили о соборности, об особом пути России, о тысячелетней истории. Вас назвал своим главным идеологом первый космонавт мира Юрий Гагарин, что и послужило концом вашей блестящей номенклатурной карьеры. И это была русская национальная идеология. Как ты сам к ней пришел? Что побудило тебя искать русский путь в советском обществе?

Валерий ГАНИЧЕВ. Мы — дети Победы. Наше послевоенное поколение восхищалось и восторгалось подвигами отцов. Мы чувствовали себя центральной мировой державой. Но, к счастью для нас, в период нашего взросления русское не было запрещено. Все мы помнили знаменитый тост Иосифа Сталина за русский народ. Может быть, этот тост и стал впоследствии причиной возникновения русского национального движения?! А потом последовали и исторические фильмы, романы о русских героях, о Суворове, Нахимове, Петре Великом, Иване Грозном. Это все тоже поднимало наш патриотизм. Мы все в юности с восторгом смотрели фильмы "Александр Невский", "Богдан Хмельницкий", "Суворов", позднее запрещенный. Там был эпизод: вбегает солдат и кричит: "Наши взяли Прагу", это предместье Варшавы, а в то время у нас началась большая любовь с Польшей…Надо признать, Сталин тогда допускал русскую пропаганду. Исторические книги сегодня уже незаслуженно забытых писателей: "Севастопольская страда", "Цусима", "Порт-Артур", "Дмитрий Донской"… Мы и красных воспринимали прежде всего как русских, а у беляков была — Антанта. Это поле, на котором и прорастал будущий русский патриотизм.