Газета Завтра 399 (30 2001) - [25]

Наибольшего эффекта искажение информации достигает при разрушении привычной русскому человеку формы общения — диалога. Диалог — вопрос и ответ на него — дает возможность и тем, кто разговаривает, и тем, кто их слушает, анализировать, сомневаться, думать. Монолог же — когда один говорит, а другие его только слушают, — в обычной жизни возможен чаще всего в ситуациях, когда говорит старший, начальник, руководитель, учитель, родитель, хозяин, словом, авторитет, которого принято не перебивать, которому будет лучше не возражать, с которым себе дороже спорить. И вот телевизионная ситуация как раз такова, что мы, зрители, не можем возразить глаголящему нам с экрана, мы принуждены только слушать его, как будто он — наш отец или учитель, начальник или хозяин. Хотим мы того или нет, но благодаря телемонологу у большинства зрителей вырабатывается привычка, даже потребность слушать и автоматически соглашаться с тем, что вещает ему с экрана говорящая голова. Слова говорящей головы с экрана кажутся всегда весомее и значительнее слов рядом живущих людей, будь они стократ умнее телевизионных вещателей, ведь с умным соседом можно поспорить, можно даже в ухо ему дать, чтоб шибко не умничал, а с экранной головой, пусть даже наипустейшей, не поспоришь, в ухо не заедешь. Вот психологическая причина высоты экранного пьедестала, создающего культ из любой серости. Увеличительная телелинза умножает объем мозгов и значимость слов всякого, на кого умело наведена. Волшебная линза из моськи делает слона, из лилипута — гулливера. Малорослые шахраи и лукины, рыбкины и лужковы с такими же малорослыми, под стать себе, блеклыми мыслями с помощью волшебной линзы предстают на телеэкране могутными, авторитетными, неукротимыми златоустами.

Технологи, придумывающие специальные акции информационного террора, применяют особые приемы давления на человека. Мы ведь в обыденной жизни редко слышим команды, а телевизор одну за другой вколачивает их, как гвозди забивает в наши головы: покупай дубленки, пей кофе, выбери меня, раздави гадину… Телевизор шантажирует: "заплати налоги, и спи спокойно", а то и вовсе угрожает, запугивает: "голосуй, а то проиграешь". Ежедневно, включая телевизор, люди подвергают себя словесному насилию, в полной мере подпадающему под статьи Уголовного кодекса Российской Федерации за принуждение, угрозу, шантаж, запугивание. Это прямое причинение человеку вреда, и неважно, что одним лишь словом. Законодательство признает это как уголовное деяние, но, к сожалению, только в тех случаях, когда подобные действия совершает частное лицо против частного лица. За массовое телезапугивание, общероссийский телешантаж, всенародное телепринуждение никто ответственности не несет, хотя эти деяния преступны и по целям, и по результатам своего воздействия. Взгляните на самодовольные лица "политтехнологов" — на Павловского, Киселева, Ослона, Сванидзе… Это они решают, чем закончатся следующие президентские выборы, кто станет губернатором в той или иной Сибирской области, одобрит ли народ продажу земли или ввоз ядерных отходов. Они сегодня через средства массовой информации повелевают народом и убеждены, что если поступит заказ (и будет хорошо оплачен, разумеется), то завтра население заставят поверить в необходимость массового ввоза в Сибирь китайцев — свои ведь, русские, мрут как мухи. Или вовсе запрограммировать сибиряков на выход из России, отдельным ли государством, а лучше в составе США — там сытней, свет и воду не отключают и зимой отапливают дома.

Технологи информационного террора (политтехнологи, как они себя гордо именуют) способны искажать правильное, с позиций добра и истины, совести и справедливости, восприятие людей и событий. Так нам состряпали уже новую историю России — "как это было"! В этой "истории" национальные герои, вожди, правители России — непременно злодеи и сумасшедшие, особенно ненавистны Иоанн Грозный и Иосиф Сталин, образы которых, как печатью, запечатаны словесным приговором: паранойя, сумасшествие. Царь великой воли и мужества Николай II, больше двух десятилетий сохранявший Россию от великих потрясений, с неистовой злобой именуется у виртуальных летописцев кровавым и слабовольным, а измена и заговор против него величаются Великой бескровной Февральской революцией. Победы Отечества выставляют поражениями, и Куликовская битва, мол, татарского владычества не уничтожила, и на Бородинском поле еще неизвестно — кто кого побил, и в Великую Отечественную столько людей положили, какая, мол, после этого победа... А человеческому стаду и ни к чему Великая История, ему вообще не нужна память о прошлом, ему никакая память не нужна, ведь память не дает человеку оскотиниться, а потому уничтожение памяти — важнейшая задача нейролингвистов-психоманипуляторов, определяющих стратегию информационных войн.

В борьбе с национальной памятью очень важна передозировка информации, перенасыщение словом. Человеческая память небезгранична. Наша память веками приучена вбирать в себя только необходимое — в быту, в работе, в духовном становлении. И когда в человека впихивают, вбивают, грузят тонны информации, ему не нужной, праздной, глупой, тогда память рушится под непосильной ношей "вестей", отказывается служить человеку в разумном осознании настоящей жизни, в понимании подлинных событий. Лужков в 93-м приказывал стрелять в народ? Не помню, пусть он снова будет мэром. Жириновский — извращенец? Нет, не помню, пусть принимает законы. Уходит осмысление жизни, бытие человеческое превращается в одни рефлексы, которые культивируют телескотоводы, все время рекламируя объедающихся, упивающихся, наслаждающихся жизнью идиотов, которым стремится уподобиться легковерное большинство.