Газета Завтра 376 (7 2001) - [6]

А.П. Любой город — не только улицы и проспекты, трубы и инвестиционная политика. Петербург — совершенно особый город, мистический, избранный Пушкиным, Достоевским, Блоком. Он имеет свою идеологию, свою бесконечность. По-своему объясняет Россию, дает ей особое измерение. В советское время страна ушла в глубь континента, отгородилась от Запада, противопоставила себя миру, и Петербург был законсервирован, у него отняли его имперскую миссию. Он стал почти провинциален. Но сейчас я чувствую, что петербургская идеология, петербургский порыв к морям, в Европу, в мировое пространство,— снова востребованы. Что это за идеология?

В.Я. Идеология нашего города, на мой взгляд, никуда и не уходила. Питерское сознание создавалось веками. И ведь не случайно повсюду в Советском Союзе, да и в других странах, к жителям Ленинграда было совершенно особое отношение. И сейчас такое особое к себе отношение питерцы тоже везде чувствуют. Наш город — это окно в Европу. Наш город — это творение миллионов русских со всей России. Наш город — это державная длань, объединившая земли и народы на одной шестой суши. Наш город — это сплав отечественной и европейской культуры. Наш город — это город великих людей, которыми гордится Россия. Наш город — это город небывалого массового героизма, который сыграл особую роль в Великой Отечественной войне и в жизни Советского Союза. В питерском сознании есть преемственность эпох и не показной, а самый настоящий патриотизм. Мы на многое способны и уверены в своем будущем.

А.П. В Петербурге похоронили царя — его не могли похоронить в Ленинграде. Воссоздали всю прежнюю имперскую геральдику, и Ленинград стали называть Санкт-Петербургом. Городу вернули не просто эмблему, а вернули его историческую задачу. И сейчас уже среди художников есть петербургский стиль, петербургский колорит, петербургский тип политиков. Вижу, как важно для города восстановление знаков русской истории, связанных с петербургским, имперским временем? Но не потеряется ли Ленинград? Не забудется ли великий "красный" период?

В.Я. Обратите внимание: на тему захоронения царской семьи столько было звона и столько было на поверхности политиков, которые стремились это захоронение совершить. Но вот они услышали от имени президента, как бы не совсем официально, и гласно, из уст патриарха нашего святейшего, что есть сомнение — хоть на один процент — в подлинности мощей. И сразу же, посмотрите, какой отток произошел людей, желающих участвовать в похоронах. Но президент позвонил мне вечером перед захоронением и сказал: жди меня, я приезжаю. И тогда всю ночь мне шли звонки: можно, мы приедем? Я говорил: на такое событие не приглашают. Захоронение было осознано и проведено в Питере достойно. На улицах стоял народ, и траурная процессия шествовала сквозь море цветов. Значит, это нужно было питерцам. Нужно было им, может быть, даже вне зависимости от их чувств к самому убиенному Государю. Последнее десятилетие было, наверное, не самым лучшим для нас. Получив свободу, мы получили такую экономику, при которой жить невозможно. И когда произошло захоронение, знаете, какое-то облегчение для многих настало. То есть начало века жуткое — революция и разруха. И конец века — жуть. И вот с захоронением одна тяжкая историческая страница как бы перевертывается, происходит примирение с прошлым и появляется надежда: распрощаемся мы и с тем, что довелось пережить нам в конце века.

А.П. Либералы никогда не любили царя, как не любили они и Ленина. Факт захоронения Государя они хотели использовать как реванш, как удар в сердце "красного" Ленинграда. Но вы говорите о примирении. И Петербург появился, и Ленинград остается. В Петропавловке погребена царская семья, но рядом, на Неве, стоит "Аврора". Это — исторический синтез, Россия без купюр.

В.Я. Мое мнение, мое твердое убеждение: любое государство, любая партия делают огромнейшую глупость, когда с изменением политического строя начинают злобствовать над прошлым и истреблять его памятники, его ценности. Этого никогда нельзя допускать. То, что в стране произошло,— это история. Наша история. Мы не вправе от нее отказываться уже хотя бы потому, что не повторять ошибок и не потерять выстраданный опыт. Поэтому, если вспомнить питерское сознание, то историческая память — неотъемлемая его составляющая. И в последнее время я категорически запретил какие-то переименования в городе. Ну чего ради улицу Советскую переименовывать в Рождественскую? Вот был Ленинград. А многие его все равно называли Питером. Как только он стал Петербургом, многие стали говорить Ленинград. Была у нас улица Салтыкова-Щедрина — знаменитая, хорошая, широкая улица. Ее в свое время называли Кирочной. Как только старое название восстановили, стали вспоминать Салтыкова-Щедрина. Историческое примирение — это не только мир нового со старым, но соединение лучших традиций с достижениями современности.

А.П. На моих друзей-литераторов большое впечатление произвел Конгресс русской интеллигенции, который вы провели в своем городе года полтора назад. О нем до сих пор идут разговоры. Вы оказались в центре целого идеологического движения, которое не кончилось, а продолжается. Сейчас все у нас говорят о том, что Россия "беременна" новой идеологией. На нее есть огромный спрос. Необходимо сформулировать эту идеологию. Это облегчило бы поведение страны в целом и каждого отдельного гражданина. Как видится вам, петербуржцу, решение этой задачи?