Газета Завтра 361 (44 2000) - [35]

Имеющий же будет постепенно мутировать, теряя способность к сопротивлению, как это происходит с госчиновниками, считающими происходящее вокруг них нормальным явлением. Это изменение сознания у включившихся в новую систему уже отмечено духовниками. Деловитая стройка кипит под хруст последних скреп русской государственности. Они не нужны, ведь мы встраиваемся в единое мировое сообщество, и о том, как нам жить, позаботится великий "грядущий". Те, для кого 2000-й год — символ, противоположный началу постхристианской эры, обратили свои взоры туда, откуда всегда, со времен Преподобного Сергия и Гермогена, раздавался ясный и громовой набат, понятный русскому духу, как голос Христа. Но прозвучало что-то иное, резанувшее латинским формализмом юридических формулировок: "социальная доктрина", "контактами с представителями федеральной власти удовлетворены", "вызывает некоторую озабоченность", "кое-где кое-что" — и все это под войлочный перестук "умякнувших паче елея словес" о возрождении Святой Руси. Под успокаивающее стрекотание докторов богословия, заполнивших церковные лавки своей аудио- и видеопродукцией.

Но есть иной голос — голос не "респектабельного христианства", чванливо называющего несогласных "маргиналами" и стремящегося направить "церковный корабль" на путь, гневно отвергнутый Богом в 1917 году. Этот голос звучит тихо и раздается от тех, кто не получил высоких богословских степеней, потому что за исповедание веры сидел по тюрьмам, воевал на фронте и в несении немощей, полученных ран, молитве и терпении ситяжал благодать. Пробивается он сквозь препоны монастырских администраций, сквозь слезы, преумножающихся страждущих, осаждающих кельи, слабеющих день ото дня немногочисленных духовников. Из уст в уста передают люди слова старцев о том, какое лихое пришло ныне время. К этому тихому голосу устремился и я.

Со мной было письмо, составленное людьми, на свой страх и риск решившимися разобраться в истинной подоплеке зловещего плана, рализуемого у нас на глазах. Я искал совета и благословения...

ГДЕ НАХОДИТСЯ ГОРОД КИТЕЖ?

Чья-то речь в телефоне трещала, искажаясь тысячекилометровыми расстояниями. Я ничего не мог понять. Иеромонах взял у меня трубку, приложил к уху: "Тихо! Он дает тебе свое благословение. Он говорит, что сначала ты должен будешь поехать на остров. И как благословит старец, так и будет. От его благословения зависит и мнение других духовников". Пока он произносил, что-то трепетное вошло мне в грудь. С трепетом вошла спокойная уверенность: "Все произойдет, все случится". Удивленный этим ощущением, я спросил иеромонаха о нашем далеком собеседнике: "Кто он?" — "Теперь он афонский пустынник, стяжавший дар прозорливости".

Собираясь в дорогу, я не сильно утруждал себя звонками в Псковскую землю, заботясь о предстоящем ночлеге. Само средство транспорта не было еще обдумано, когда выяснилось, что через день сосед Сергей с братом отправляется на машине в Печеры и охотно возьмет меня с собой. В дальнейшем он, не ведая о цели моего путешествия, не только заботился о моем передвижении, но и питал нас, и устраивал ночлег (за что ему земной поклон!).

Дорога до Пскова прошла в разговорах. Расстались мы у его древних стен. Мой путь лежал на пристань, Сергей же собирался везти брата в Печерский монастырь, где тот трудится во славу Божию.

То утро было промозглым. По реке Великой медленно ползли плотные заряды тумана. Я кутался в прорезиненную плащ-накидку, пытаясь высмотреть в тумане долгожданный силуэт катера. На причале стояли еще несколько паломников, направлявшихся на остров. Одна из женщин подошла и заговорила со мной. Она рассказала о том, что долго молилась о навалившихся житейских скорбях Божьей Матери и был ей во сне глас: "Молись Святому граду Китежу". “Вы не знаете, где находится город Китеж?" — наивно спросила она меня. Начав бегло пересказывать ей легенду о ставшем невидимым во времена Батыева нашествия и пребывающем во веки христианском граде, я задумался: "Почему это она подошла ко мне — незнакомому человеку — с таким вопросом?"

Приученный прошлыми паломничествами быть внимательным к деталям и памятуя, что вразумление порой начинает даваться еще в пути ищущему высшей воли, я решил для себя по возращении разобраться с градом Китежем и поразмышлять: имеет ли он отношение к моим исканиям?

ОСТРОВ

Не дождавшись катера, автобусом добрался до побережья озера. Женщина-паломница указала путь к лодочникам-перевозчикам. Присутствие старца на острове дает перевозчикам возможность зарабатывать хлеб в нынешнюю разоренную эпоху. Сотни людей в день перевозят они.

Когда моторная лодка выскочила из камышей на гладь озера, на ум пришел Пушкин с его "синим морем-окияном" и "славным островом Буяном". Однажды увидев, хочется не покидать этих мест. Не преодолел этого притяжения и упокоившийся в Святогорском монастыре поэт.

Вот и остров. Поднялись по каменистой дорожке к белой Церкви, от нее направо к известной теперь всему православному миру зеленой калитке и расколотым валунам. Присев на один из них, я написал записку, приложил к ней имевшееся письмо и передал вышедшей к людям келейнице. Стал ждать ответа, читая акафист. Менялись партии приезжающих, келейница приносила ответы на записки, некоторых паломников заводила в келью к батюшке, но мое послание оставалось безответным. Меж тем происходившие на моих глазах сцены у калитки становились страшным фоном моего послания. Вот келейница принесла бледной растерянной девушке ответ — задает вопросы: "Вам делали инъекции в правую руку в этом или прошлом году?" — "Да." — "И после этого с тобой началось… не можешь молиться… Хочется за границу… Не любишь Россию… Таких, как ты, сотни приезжают… Откуда ты?.. Поедешь исповедываться к такому-то священнику. У вас там есть такая-то святыня — приложись к ней, попросишь масла из лампадки, будешь мазать руку этим маслом… Правило вечернее, утреннее, исповедь…" — доносятся обрывки разговора. Меня начинает точить червь сомнения: "Какая-то отсебятина… Какие еще инъекции? Правильно мне на эту келейницу наговаривали…"