Газета Завтра 356 (39 2000) - [43]

Насчёт окружающих Левицкая ошибалась. Еще до её приезда Шолохов писал ей 29 октября 1929 года об этих "окружающих", в том числе о работниках райкома партии и райисполкома: "Моя жизнь для них как на ладони". Но Левицкая была совершенно права в каждом слове, когда, стараясь "понять этого своеобразного, необычного человека, сумевшего в свои 21-22 года дать такие глубокие, тонкие по психологическому анализу страницы", писала: "Он живет какой-то своей особой жизнью." Да, Шолохов был не таинственный и непонятый, а в высшей степени своеобразный, необычный, особенный, с житейской точки зрения — даже странный человек и писатель. Та же Левицкая писала о впечатлениях первой встречи с ним: "Он, усмехаясь, смотрел своими странными — желтыми какими-то, как у степной птицы, глазами"... "Он улыбался. Странная у него улыбка, какая-то необычная". И опять: "Глаза — странные: "круглые, с наглинкой", как у Митьки Коршунова, "желтые ". И рассказала о такой, в частности, странности, свидетельницей которой была. Первое книжное издание "Тихого Дона" вышло в издательстве "Московский рабочий", где Шолохову платили 200 рублей за лист. Гослитиздат предложил 400. И Левицкая пишет: "С нескрываемой презрительной усмешкой он отказался от столь лестного предложения. Писатели возмущались таким отсутствием корыстолюбия у молодого "удачливого" автора... Откуда это презрение к деньгам?.. Ни у одного писателя я не видела такого отношения". И вот такого-то человека, объявив его неразгаданной до них тайной, взялись объяснить нам расхрабрившиеся неошолоховеды.

Но если бы только они!..Ф.Кузнецов называет целую свору "антишолоховедов", обвиняющих Шолохова в плагиате. Какой-то Кацис, какой-то Радзишевский, какой-то даже израилец Зеев Бар-Селла... Да что мне за дело до них! Правда, есть тут еще Солженицын и Рой Медведев. Так с ними и спорить-то непристало. А вот действительно об очень талантливом писателе, о Владимире Солоухине, который тоже оказался в этой компании, исследователь умолчал. Почему? Да как можно-с, патриотизьм не позволяет. Вон ведь что пишет о Солоухине наш главный спец по русскому патриотизьму: "Хранитель России"! Да, русские иконы хранил, а великого сына России мордовал вместе с радзишевскими. Я был свидетелем и того, как в Колонном зале при появлении Солоухина все вставали, и того, как там же его не стали слушать и прогнали с трибуны. Увы...

Так вот, Солоухин вроде бы милостиво шел на компромисс: "Я ничего не говорю, это большой писатель, даже если две трети "Тихого Дона" написаны им и тогда..." А дальше повторял вслед за Солженицыным и роем Медведевых: "Шолохов не мог написать первую книгу, ибо она написана с психологией и жизненным опытом по крайней мере пятидесятилетнего человека, много видевшего, знающего, пережившего, а Шолохову ведь — двадцать лет. Мальчишка." Если так, то и компромисса никакого нет: получается, что и остальные три книги написал не он, поскольку весь роман закончил в 1940 году, когда ему до пятидесяти было еще пятнадцать лет!

Но Солоухин стоял на своем, и утвердиться в этом ему помог весьма любопытный эксперимент, проделанный им. У него были душевные друзья Миша, Ваня, Володя, Толя, Петя, Андрюша и Егор. Он им сказал: "Все вы известные писатели, то есть одаренные, талантливые люди. Все вы издали много книг романов, повестей, стихов. Все вы — кто лауреат, а кто и Герой Социалистического Труда." Друзья, побрякивая медалями, послушно кивали головами, подтверждали: да, мы талантливые люди. "А теперь..." Обращаясь к каждому персонально, экспериментатор спросил, мог ли кто из них в двадцать лет написать "Тихий Дон" или хотя бы только начать роман, в котором более двухсот персонажей". (Мракобес с калькулятором Семанов подсчитал, что их 827). Герой труда Миша прямо ответил: "Я не мог бы. Я тогда стихи писал в стенгазету." "А я в этом возрасте, кажется, и считать не умел до двухсот", — признался лауреат и мультиорденоносец Ваня. "В восемнадцать лет я уже напечатал в газете "Ленинец" заметку, — сказал Герой Володя. — Как сейчас помню, она кончалась словами "Пусть живет и здравствует наш великий советский народ! " Отрицательно ответили и остальные подопытные таланты. Да, ни у кого из них в двадцать три года, как у Шолохова, не вышла первая книга своего "Тихого Дона". Не вышла и в тридцать пять, когда Шолохов закончил эпопею. Не вышла и в шестьдесят пять. Вот видите, сказал беспощадный экспериментатор, а ведь у вас столько высоких наград! И вывод его таков: не мог тот вешенский Миша, Герой Социалистического Труда, превзойти московского Мишу, ведь тоже Героя. Никак не мог. Не положено!..

Но я бы такой эксперимент провел несколько иначе. Задал бы примерно такие вопросы: Шолохов стал самостоятельным человеком в пятнадцать лет. В ранней юности участвовал в Гражданской войне, был продкомиссаром, побывал в плену у махновцев, отпустили по молодости, потом в погоне за куском хлеба работал в Москве грузчиком, каменщиком, делопроизводителем. Кто из вас, Миша, Ваня, Володя, Толя, Петя, Андрюша, Егор, уж если не таскал кули на Ярославском, то хотя бы поработал делопроизводителем?