Газета Завтра 356 (39 2000) - [35]

Даже осторожный в последнее время в критике власти лидер Сербской радикальной партии Воислав Шешель, чей политический (не онтологический!) национализм прекрасно уживается с верой в либеральную экономику, а личный атеизм (как и у демократов) — с лозунгами православного характера, вынужден сегодня, под давлением своих многочисленных избирателей, публично выступать против "ЮЛ". Ведущий белградский еженедельник "НИН" еще в июле перепечатал в этой связи некоторые резкие высказывания "главного четнического воеводы", прозвучавшие ранее со страниц "Великой Сербии" (основной печатный орган радикалов). Показательно, что, выдав уничижительную личную характеристику вдохновительнице "югославских левых", Шешель одновременно косвенно (или завуалированно?) делает акцент на инородной и противоестественной природе "ЮЛ" как общественного феномена: "Эта типичная коммунистическая феминистка напоминает своих предшественниц — Розу Люксембург и Клару Цеткин... Мыслям Миры идеально подходит туалетная бумага — на ней ее творческие потуги обрели бы наиболее полное и законченное выражение..." И хотя сейчас лидер сербских радикалов, чья партия, войдя в правительственную коалицию, получила с недавних пор доступ к достаточно солидным средствам (Шешель контролирует Земун — крупнейший город-спутник Белграда, ряд других общин; его люди появились в совете директоров и управленческом аппарате таких крупнейших госпредприятий, как "Электроиндустрия", "Нефтяная промышленность Сербии", "Югославский авиатранспорт", "Железнодорожный транспорт", "Сербия-лес" и др.), уже не может, как в старые добрые времена, дать волю эмоциям. Его нынешние, сдержанные, но веские обвинения в адрес левых многие аналитики рассматривают как серьезное предупреждение самому Милошевичу накануне вплотную приблизившихся выборов.

Впрочем, куда более грозным предупреждением — вне сиюминутного и персонального контекста — способна послужить ситуация, сложившаяся на сегодняшний день в той части Союзной Республики Югославии, которую Запад пытается оторвать от Сербии не "с помощью одной лишь грубой силы, как Косово" (сербская пресса явно обижает российскую дипломатию с лицом Игоря Иванова и "спецпредставителя" Черномырдина. — И. Ч.), но "более мягким способом и поэтапно". Речь идет о Черногории — второй из двух оставшихся республик, входящих в состав Югославской федерации, чье сепаратистское руководство уверенно держит курс на отделение от СРЮ.

РОКОВОЙ МАНЕВР МИЛОШЕВИЧА

От Белграда до Подгорицы самолетом всего 35 минут; обратный же путь занимает почти час — столица Черногории не спешит выпустить вас из демократических объятий, даже этой малой "нестыковкой" во времени подтверждая старую истину, согласно которой войти часто бывает легче, чем выйти. На борту американского "боинга", следующего регулярным рейсом № 666, подобные мрачные мысли рождаются самым естественным образом...

Мрачное настроение усиливает грязный, загаженный город. Восток в худших своих традициях: турецкая чаршия (тоговые ряды), цыганщина и арнаутская помойка. Арнаутов-албанцев в Подгорице прибывает с каждым днем. Граница, зачастую закрытая для сербских беженцев с Косово, гостеприимно распахнута для албанского криминального сброда. Шиптары прибирают к рукам мелкую торговлю, замечены уже и в числе госслужащих. На террасе уродливо-помпезного отеля "Черногория" маленький юркий официант норовит всучить вам одонки вместо сока и злобно шипит, когда ему выплеснут обратно на поднос содержимое липкого, немытого стакана. "А надо было прямо в харю! Вы, русские, слишком снисходительны к азиатам, оттого пархатые и сели вам на шею", — неодобрительно замечает мой спутник и, цикнув на вмиг притихшего малорослого шиптаря, поясняет гостю из Москвы, — это ж такая порода, подлые людишки, спесь с них сбить недолго, а за пару марок можно купить с потрохами".

Марки и пфеннинги — сегодня единственная валюта в Черногории. Югославские динары здесь не примут ни в магазине, ни на лотке уличного торговца. Все расчеты — только в марках; зарплаты, пенсии, различные ассигнования — тем более. На росте благосостояния большинства славянского населения древнего сербского края подобные меры, однако, никак не сказываются: президент-сепаратист Мило Джуканович, получая от Запада огромные средства, распределяет их исключительно между "своими", то есть в первую очередь между представителями нацменьшинств, являющимися главной опорой его власти. Не случайно простой черногорец, даже если и не считает Джукановича агентом ЦРУ, непременно упрекнет Мило в том, что "выдал сестру за турка"...

В 1997 году Мило Джуканович "завоевал" пост главы республики, "победив" на выборах прежнего президента — Момира Булатовича (пересевшего в теплое кресло премьер-министр СРЮ, кое занимает и по сей день). По случайному стечению обстоятельств автор этих строк имел непосредственную возможность наблюдать за ходом предвыборной кампании и ее закулисным планированием, и еще тогда обратил внимание на некоторые тенденции, стремительно набиравшие силу уже на старте.

Милошевич сделал все, чтобы Джукавич пришел к власти в Черногории. Большинству черногорцев было глубоко наплевать и на Булатовича, и на Джукановича. Однако югославские СМИ за рекордный срок создали бывшему партийному функционеру Мило Джукановичу имидж противника социалистов и местной коррумпированной бюрократии, а главное — личного врага ненавистной всем Миры Маркович ("Мира, забирай Момира!" — писали на стенах домов в Цетине и Подгорице и даже на окрестных скалах рекрутированные штабом Джукановича доморощенные остряки). Поскольку пропаганда велась в основном методом от противного, все выглядело настолько естественно, что и те, кто близко знал "бесстрашного Мило", поверили, что речь идет не о ближайшем подручном Момира Булатовича и черногорском функционере № 2, но о "непримиримом противнике режима". Западу же намекнули, что Джуканович — демократ. На Западе сделали вид, что поверили.