Газета Завтра 348 (31 2000) - [11]

Г.О. Это объясняется, на мой взгляд, абсолютным безразличием и неверием в то, что какие-либо руководители могут что-либо сделать в его интересах. Народу на данном этапе сейчас безразлично, будет ли у власти вновь избранный Титов или кто-то другой. В случае с Титовым люди автоматически голосовали за губернатора, потому что все равно никто не поможет.

Был коммунистический строй, к которому люди бесконечно привыкли, и все шло спокойно. Вдруг коммунизм оказался ниспровергнут. Причем наряду с идеей коммунизма, равенства и справедливости было сметено то, что вызывало у людей недовольство, когда в стране полностью не хватало ни товаров, ни продовольствия и страна перешла к ужасному состоянию. Пришли демократы, у людей появилась вера, что они что-то сделают. Но стало гораздо хуже. И сейчас, спустя годы, народ видит: кто бы ни приходил к власти, ничего хорошего не происходит.

Путин пришел к власти на определенной волне. Во-первых, он четко заявил о сохранении единства России, о подобном до него никто не говорил. Во-вторых, наглядно показал это на примере с Чечней. И также, более или менее четко, формулировал остальные положения. Народ в него поверил на какое-то время. Люди хотят, чтобы во главе общества стоял человек с сильной политической волей. Но совсем скоро, если не будет предпринят ряд спасительных шагов, начнется резкое падение его рейтинга. А надо сказать, что ситуация сегодня работает вовсе не на Путина. К примеру, то, что делается сейчас в Чечне, явно направлено против президента России.

А.П. Вы говорите о затягивании войны?

Г.О. О затягивании войны, обо всех ложных данных. Что происходит? Сообщают, что уничтожено очередное бандформирование, а на следующий день оказывается, что 200 боевиков напали на какое-то селение, колонну, что Басаев свободно передвигается по Чечне, что Масхадов отдыхает в Ингушетии. Как это можно допустить? Тут что-то происходит не то. Чего боевики боятся больше всего? Окружения. Хоть одну группу боевиков окружили? Ни одну! Все время, где бы бои ни происходили, везде им дают выход. В Грозном дали выход, в Гудермесе дали выход, их же надо окружать, уничтожать. Неясно, зачем тогда воюем — отсюда и чувство безысходности. А это самая страшная вещь.

А.П. Все-таки избрание Путина — это моментальная вспышка. Народ выделил квант какой-то энергии, веры, страсти и выбрал его. Сейчас этот квант рассеивается. Можно ли постоянно вбрасывать в народ такого рода провокации и поддерживать в нем подобный энтузиазм?

Г.О. Конечно, нет.

А.П. Удар по олигархам, удар по коррупционерам. Является ли это одноразовым сильнодействующим средством?

Г.О. Это может сыграть большую роль, если это будет доводиться до конца. Чего наши воины и поддерживающее их население Чечни боятся больше всего? Что не сегодня-завтра в Чечне их всех предадут, как предал Лебедь в свое время. То, что предпринимает Путин по поводу олигархов, тоже должно быть доведено до конца. Если все опять ограничится показными вещами, ничего не сработает. Скажем, история с Гусинским. Кому нужно было сажать его на несколько дней в тюрьму, а после выпустить? Если что-то решается, оно должно решаться серьезно, должны быть мощные аргументы, человек должен быть привлечен к ответственности на основе каких-то серьезных фактов. А сейчас все оспаривается, все подвешивается. И самое страшное, что не дай Бог, в результате этих полумер общество наше окажется в болоте.

А.П. А как быть с тремя идеологическими массивами, которые все десять лет существовали в нашем обществе, и, казалось, могли подверстать под себя огромные социальные группы, большой потенциал населения? Я имею в виду, во-первых, массив победившего либерализма, который десять лет был у власти рядом с Ельциным. Казалось, что это такая мощная идея, что она управляет огромными слоями народа. Победивший либерализм сумел даже объединить в ненависти к себе красных и белых, осколки коммунистической и православной идей, в результате чего возник некий реликт национально-патриотической идеологии? Теперь же есть ощущение, что вся это идеологическая надстройка стала достоянием очень узких слоев интеллектуалов, а весь народ провалился в какую-то непреодолимую безыдеологическую бездну. Значимы ли эти три идеологические формы, жившие десять лет среди нас, для сегодняшней России?

Г.О. В России либерализм не победил. Те люди, которые шли к власти, руководствовались вовсе не либеральными идеями, а скорее неолиберальными. То есть той идеологией, что полностью исключала вмешательство государства в экономику и в известной степени в социальную сферу. Идеология эта была выдвинута известным философом и экономистом Хайеком. Но даже эти неолиберальные идеи не были реализованы. Они нигде не достигли реализации, ни в одной стране, даже в Америке. Это такая же утопия, как и утопия коммунистическая.

Вы не назовете ни одну страну, где бы государство не определяло свои экономические приоритеты, за исключением России. Наше государство должно, наконец, определить, что оно будет поддерживать, субсидировать, чему помогать. У нас есть определенные области, которые надо поддерживать, которые могут развиваться только при поддержке государства: космос, железные дороги, энергетика, вооружение и др. Любая страна определяет свои экономические приоритеты, и более того, она поддерживает те направления развития экономики, которые дают конкурентоспособную продукцию на международном рынке.