Газета Завтра 335 (18 2000) - [22]

Единственно реальной политической силой, которая не просто способна, как многие другие, взять власть в свои руки, но которая может по-настоящему объединить чеченский народ и главное — дать ему новую, примирительную, возрожденческую идеологию и национальную идею — является наше движение "За национальное возрождение чеченского народа и Чеченской республики "Адамалла — Человечность". Другой силы, которая могла бы серьезно действовать на политическом поле Чечни и эффективно влиять на умонастроения чеченского народа, пользуясь его искренней поддержкой, просто нет.

Чем это объясняется? Прежде всего тем, чего лишены все остальные чеченские политические группы, — своей собственной идеологией. Она базируется на наших национальных традициях. Мы выработали новую национальную идею чеченского народа, в центре которой находится человек и человечность — "Адамалла". Человек — высшая ценность. Он достоин уважения за Богом данные качества и способности. Мы — за возрождение чести и достоинства человека. Возродить подлинные отношения человека к человеку — вот наша задача. И это ведь сказано не только о чеченцах — это обо всех людях, проживающих на территории многострадальной Чеченской республики. Мы стремимся к общечеловеческим ценностям, таким, как свобода и право, которые сочетаются с национальными качествами чеченского народа. Но это не какая-то глобалистская, либеральная идея человека без роду без племени! Это национальная идея постольку поскольку она противостоит криминальному, бандитскому, узконационалистическому сознанию, которое внедрялось в сердца чеченцев на протяжении этих десяти лет. Можно сказать, что наша идеология в первую очередь гуманистическая. Простому чеченцу не надо объяснять, что вобрало в себя слово "адамалла". Наша цель — национальное возрождение чеченского народа и Чеченской республики. Наша мечта — мирное сосуществование всех народов.

От каждой из трех группировок мы можем отсечь запутавшихся людей, объяснив им все, раскрыть глаза. Если мы предложим нашему народу национальную идею, ее невозможно отвергнуть никому из чеченцев, даже если они принадлежат этим группировкам. На основе нашей идеологиии мы могли бы найти какие-то точки соприкосновения со всеми здравомыслящими людьми из других политических лагерей. В этом заключается не просто приемлемость нашей идеологии, но и превосходство нашего движения над всеми остальными.

Сам я начал заниматься общественно-политической деятельностью с 19 февраля 1989 года. Тогда я в первый раз выступил на многотысячном митинге в Грозном на площади Ленина. Этот митинг был посвящен 45-летию депортации чечено-ингушского народа, и на нем выступали самые разные люди. Суть почти всех выступлений сводилась к критике коррумпированности тогдашних органов власти, Завгаева и его окружения и, напротив, нагнетанию исламских настроений, прославлению религиозных лидеров как незапятнанных и чуть ли не святых. Я же говорил о том, что знал досконально. Я начал как раз с критики религиозных деятелей. Когда человек один на один со своей бедой, то обычно он обращается к религиозному деятелю за утешением. Последний — это как бы духовный врач. Но когда сам врач погряз в скверне, когда он помогает тем чиновникам, кто нарушает закон, становится посредником между потерпевшим и беззаконником, этому нет оправдания.

Я всегда жил чувствами народа, я всегда знал, что творится в его душе. И выступая с правдой, я не знал, на что иду, что после этого дальше делать. Однако после того выступления моими идеями стали интересоваться. Здравомыслящим людям, не запятнавшим себя преступлениями, не занимавшим руководящие должности в государстве, понравилось мое выступление. Они начали приходить ко мне, в мой дом. Это были люди, которые хотели тоже заниматься общественно-политической деятельностью, но не имели направления.

Так продолжалось 2-3 месяца, мы выступали на разных митингах, и я начал задумываться: а что теперь я могу дать людям — тем, что идут за мной. И я выступал за свободу совести, за то, чтобы мусульмане могли совершать паломничества, а в 1990 году я стал одним из создателей Исламской партии возрождения. В августе 1990 года политсовет учредительного съезда в Махачкале избрал меня председателем северно-кавказского отделения этой партии.

У меня была встреча с Завгаевым, который остался от нее в восторге: он не мог понять, как человек с таким исламским мышлением, как я, смог найти компромиссный вариант, предложив сотрудничество с коммунистической властью. Я говорил ему тогда, что у нас нет цели прийти к власти, но что при этом категорически нельзя допустить к власти ни демократов, ни исламистов. Иначе они, не зная истинную цену власти, все разрушат и погубят себя и других.

А в ноябре, когда у нас было заседание совета партии в Грозном, рядом как раз проходил I съезд чеченского народа. На нем чеченцы разделились на две группы. Одни были сторонниками Завгаева, который был тогда, другие же поддерживали Дудаева. В 1991 году верх взяла дудаевская сторона — с Яндарбиевым, Удуговым как идеологами. Но вплоть до 1994 года эти две группировки действовали на территории Чечни почти на равных.