Газета Завтра 324 (7 2000) - [19]

В момент подлета к зоне контроля оба борта, как говорят пилоты, "поймали" по "Стингеру" одновременно. Военной выучки "Черным аистам" было не занимать.

Ведущий группы — Алексей Радаев — сумел хоть и грубо, но посадить вертолет, пропахав брюхом около тридцати метров. Следом за ним по свежевырытой траншее, завалившись набок чуть ли не хвостом вперед, бороздил землю Саша Евдокимов. В итоге оба борта, по-братски обнявшись, зарылись мордами в арык. Оставшиеся в живых человек двадцать пять из тридцати, оглушенные, с разбитыми лицами и в изорванной одежде, пытались вытащить тяжелораненных и останки погибших из горевших машин.

Две "двадцатьчетверки", шедшие за "восьмерками" в боевом строю, после попадания "Стингеров" во впереди идущие машины вздыбились носами, так как совершили одновременный мощный залп из всех видов имеющегося вооружения по базе "аистов".

Зависшая над местом падения "вертушек" трехглазая красная ракета "духов" стала сигналом для "аистов" на уничтожение наших ребят. И началась такая адская стрелково-пушечная какофония, что едва выползшие из вертолетов люди зарылись по самые глаза в разом забурлившую от пуль и снарядов арычную жижу.

Сбитым ребятам не было ни малейшей возможности сделать хотя бы один ответный выстрел. Да, собственно, в тот момент и неизвестно было, куда стрелять.

Всех, неспособных стрелять, штабелем сложили в центр круговой обороны. Лега Радаев хладнокровно пересчитал общее количество боезапаса, разделив его на каждого поровну. Не сговариваясь, все воткнули перед собой в песок штык-ножи. Все произошло за полторы-две минуты. Тем и сильна русская душа в тяжелых ситуациях: несмотря на плотный прицельный обстрел, всю подготовку к обороне бойцы провели, не обращая внимания на воющие пули.

Один из десантников, совсем молодой, именно таких и звали — "бача", впервые оказавшись в горячей ситуации, от страха потерял самообладание и с безумными глазами попытался вырваться из оборонительного кольца. Получив жесточайший, но спасительный удар по голове от кого-то из своих, солдатик обмяк и был уложен в середину общей кучи.

В вышине сиротливо, но грозно кружили две "двадцатьчетверки", достреливая свой боезапас по противнику. Саша Евдокимов поднял к небу взор и тихо внятно произнес:

— Если подкрепления наших через пятьдесят минут не будет здесь, то командиры группы дергают кольца гранат по моей команде для самоподрыва.

Возражений ни у кого не было.

А "духи" осатанели. На крошечное кольцо русских воинов был обрушен огонь, плотностью не менее пяти пуль на квадратный метр. Примерно через пятнадцать минут боя ранены были все. А со стороны солнца со скоростью, превышающей предельно допустимую, на выручку уже неслись шестерка Ми-8 и десять Ми-24, до позиции оставалось им несколько минут полетного времени.

На первой ноль-одиннадцатой "восьмерке" командиром группы шел батя Блаженко. Всполохи и молнии от боя были такими, что по этим засветкам летчики еще за пять километров определили, как правильно подойти и высадить боевые группы. Благо, этому помогало и солнце. Не уходя от его лучей, бьющих в спину, ни вправо, ни влево, Коля Майданов, поддержанный из всех видов стрелково-пушечного оружия, сделал первую посадку в самый центр пекла.

Огонь "духов" стал еще сильнее, так что за несколько секунд до приземления разлетевшимися осколками блистеров вертолета были посечены все находившиеся на борту. Высадить батю с его группой удалось только на третьем приземлении.

Четырнадцать человек вывалились на землю за одну-две секунды и, то петляя, то по-пластунски, стали подтягиваться к группе Радаева. Майданов, творя чудеса пилотажа, умудрялся находить такие точки ожидания на земле, где на него успели бы загрузиться все. Несмотря на пулевые пробоины, превратившие вертолет в решето, он по-прежнему оставался боеспособным.

Будучи командиром авиагруппы и стремясь сохранить жизнь друзьям, Коля запретил всем бортам заходить в точку загрузки, взяв всю ответственность на себя. Остальные должны были вести только огневую поддержку, находясь на удалении не ближе пятисот метров.

— Ну что, соседи, дождались? — просипел батя. Он первым очутился в общей куче обороняющихся.

— Теперь все валимся на ноль-одиннадцатый борт! — проорал он по рации. — У нас времени тридцать секунд. Мужики, смотрите в оба! На второй подход возможности нет!

Борт Майданова, как мячик, скача с точки на точку в клубах пыли, огня и дыма, уже стоял в новом месте загрузки. А живые уже тащили мертвых. Виктор, как кладовщик, считал всех по головам. Батя, меняя седьмой магазин на "калашникове", без конца хрипел:

— Все?! Все?!

Как ни считай, а одного не было. Гена вывалился с борта и, грохнувшись животом об землю, показал на пальцах:

— Трое ко мне! Майданов, вывози кучу в сторону и сразу за нами!

Сильно перегруженный борт, задрав хвост и почти бороздя носом землю, едва оторвался от площадки и сменил место ожидания. И тут раздался спокойный голос Коли:

— Или забираем всех, или все остаемся.

А четверо вывалившихся на поиск в сплошном дыму и копоти, при видимости два-три метра, наощупь искали забытого. Он нашелся почти сразу — мальчишка-"бача", которого в самом начале боя "усыпили" ударом по голове. С выпученными глазами, обняв валун в арыке, солдат дико хохотал. Его едва отцепили втроем. Дотащив до борта и забросив найденного в общую кучу, Блаженко почему-то уже без автомата, с одной гранатой и ножом, заполз в пилотскую кабину и показал Майданову руками: "Отход!"