Газета Завтра 323 (6 2000) - [21]

— Знаешь, как переводится "Урус мартан"? — дергает меня за рукав молодой нахальный чеченец. — Русская смерть, русская могила.

И он вызывающе заглядывает мне в глаза. Взгляда я не отвожу. И с минуту мы буквально едим друг друга глазами. Потом он отворачивается, презрительно сплевывает и отходит. Сюрреализм! Захваченное село буквально упивается своей безнаказанностью. Попробовал бы кто-нибудь из русских сказать что-то подобное чеченскому боевику. Убили бы на месте. Голову отрезали. Но мы — "цивилизованные", и потому мы терпим и молча сносим оскорбления и нахальство. Только в глазах чеченцев это не доблесть. Это трусость и слабодушие. Здесь в почете только сила…

Во дворе у входа в комендатуру топчется пожилой чеченец. Он пришел узнать насчет пенсии. Денег он не получал уже года четыре. Только дочери помогали. Одна живет в Астрахани, другая в Полтаве. Но с началом войны все связи с ними прервались.

— Чеченцы никому не уэрят, — говорит он, составляя русское "в" из привычных чеченскому языку "у" и "э". — Ни боевикам, ни России, ни арабам. Нас все обманывали и бросали. Теперь каждый за себя. Вы думаете, здесь все за боевиков? Нет. Ваххабистов (так он почему-то называет ваххабитов) у нас не любили. Эти вообще выродки. У любого могли, что хотели, отобрать и убить. Для них свои — только такие же ваххабисты.

Слушаю его жалобу, а перед глазами почему-то встают видеокадры трофейной пленки. Казнь русского солдата в центре Урус-Мартана. Оскаленные, ненавидящие лица толпы. Грязная брань, плевки. Упивающийся безнаказанностью палач. Интересно, этот дед тоже был среди "зрителей"?..

"Рай под тенью сабель!" Такую надпись я увидел в Урус-Мартане на стене бывшего "Исламского университета". Что это — фанатичный девиз молодых ваххабитов, или вековая мечта горных тейпов, известных своей непримиримостью и жестокостью? И как вообще сочетается понятие рая и тень сабель? Нет в Коране такого понятия. Не мечтал Пророк о таком рае. Это уже из другой религии. Рай под тенью штыков строил Гитлер. В таком "раю" хорошо тем, у кого есть оружие и настоящий ад для тех, у кого его нет.

Листаю телефонный справочник города Грозного за 91-й год — одни русские фамилии. Только все руководство — исполком, горком, профсоюзы, роно, директора, заведующие — чеченцы. В 91-м Грозный был русским городом. К декабрю 94-го две трети русских бежали из Чечни, почти пятьдесят тысяч — были уничтожены и пропали без вести. Оставшиеся жили фактически на положении рабов. Такой "рай под тенью сабель" устроил здесь Дудаев. Я спрашиваю себя, чем были виноваты перед чеченским народом все эти Ивановы, Самсоновы, Петренко, Акопяны, которые просто честно работали на "коренную" нацию автономии. За что мстили им, за что их убивали, грабили, насиловали, содержали, как скот? Только за то, что они "не чеченцы"? Тогда этот "рай" должен быть стерт с лица земли!

БОГ ВОЙНЫ СМЕЛЯНСКИЙ

Командир сводного дивизиона гаубиц "Мста" Владимир Смелянский невысок, подвижен и улыбчив. Его штабной "кунг" стоит в нескольких метрах от позиций батарей дивизиона. С ним вместе его делит начальник штаба майор Нодар Абуладзе — круглолицый, плотный — “настоящий грузин”, как его охарактеризовал Смелянский. Третьим обязательным номером боевого расчета является невысокий худенький солдатик, которого все почему-то зовут "Малышом". У него талант — в считанные секунды в уме он проделывает сложнейшие вычисления, сам может рассчитать параметры для стрельбы.

Перед Смелянским карта Грозного и большая тетрадь. Тренькает телефон. "Столица", — откликается в трубку Смелянский. — Принимаю! Цель двадцать шесть ноль один. Пятьдесят четыре. Шестнадцать. Семь…” Для непосвященного — полная тарабарщина. Для знающего — яснее ясного. Пятьдесят четыре — номер квадрата в сетке по горизонтали, шестнадцать — по вертикали. Семь — место цели по "улитке".

Абуладзе готовит данные для стрельбы. Его пальцы стремительно бегают по клавишам вычислительной машинки. Ряды цифр ложатся на бумагу.

— Малыш, быстро на метео! Сними температуру и ветер.

Малыш стремительно выскакивает на улицу. Через несколько секунд возвращается: “Минус три. Ветер — полтора”. Абуладзе быстро вычисляет поправки. Готово!.. Смелянский поднимает вторую трубку: "Енисей", "Волга"! Цель двадцать шесть ноль один. Заряд уменьшенный. Фугасным. Взрыватель замедленный. Прицел триста восемьдесят один, уровень тридцать шесть, ноль. Основное направление правее один, двадцать. Четыре снаряда зарядить!” За стенками "кунга" над батареями эхом разносятся команды командиров взводов: “...Основное направление правее один, двадцать! Четыре снаряда зарядить!”

— "Столица"! Ну что там по двадцать шесть ноль один? — торопится штаб.

— Готовы к стрельбе, — коротко докладывает Смелянский.

И тотчас Абуладзе командует в соседнюю трубку: “Залпом — огонь!” Слышно, как звонко лязгают затворы, запирая золотистые тубусы зарядов в казенниках. “…Триста тридцать... три!” — доносится до слуха. И все тонет в грохоте выстрелов.

— "Динамо", по цели двадцать шесть, ноль, четыре снаряда в двенадцать тридцать одну, — докладывает Смелянский. И записывает: “Цель двадцать шесть, одиннадцать. Координаты… Шестнадцать снарядов”. Вновь склоняется над тетрадью Абуладзе, рассчитывая данные для стрельбы, остро отточенным карандашом аккуратно заносит цифры в таблицу. Составляет формулы, выстраивает ряды цифр.