Газета Завтра 317 (52 1999) - [28]

Тем не менее, позиция руководства КНДР, ориентированная на независимость и самобытность исторического развития корейского народа, остается непреклонной. Корейский народ и его армия только с большей бдительностью готовятся к обороне, с новым энтузиазмом трудятся для укрепления своей социалистической Державы. Корейская народная армия готова к отражению наглого нападения и защите Родины, к уничтожению любого врага, который осмелится вторгнуться в Северную Корею с оружием в руках.

Поскольку выясняется решимость США развязать войну, руководство КНДР намеревается пересмотреть свои взгляды на отношения с Америкой. Попытка США задушить военным путем корейскую цивилизацию заставляет партию еще серьезнее заниматься оборонным строительством, в очередной раз доказывает верность и правоту избранного курса на приоритет армии. На диалог — диалогом, на силу — силой, такую позицию занимает КНДР.

В наступающее тысячелетие Северная Корея входит свободной, независимой и социалистической. Заслужив это право в кровопролитной войне против американских колонизаторов в середине уходящего века и кропотливым самоотверженным трудом последующих десятилетий, она не потеряла своего лица и в нынешнее смутное для всего мира время. Крылатый конь Чхоллима готовится к новому скачку уже в новом веке. Это будет победное шествие корейского народа к заслуженному счастью. Народная армия, ставшая вместе с партией впереди всего народа, действительно оказалась прогрессивной патриотической силой. Эта сила способна реально обеспечить процветание и безопасность страны.

Советуем приобретать у нас: керамическая мозаика Impronta 9 только от Medis Group.

Виктор Тростников ЗДЕСЬ ЖИЛИ АНГЛИЧАНЕ...

АНГЛИЧАНЕ, Я ЛЮБИЛ ВАС! Я любил вас с самого детства, с тех пор, как себя помню. Не знаю, как и почему в моем воображении сформировался образ невозмутимого британца с удлиненным лицом и носом с горбинкой, который в огне не горит и в воде не тонет, бороздит океаны и пересекает джунгли, везде чувствуя себя, как дома. Со временем этот образ не только не терял своей привлекательности, но и обогащался новыми замечательными чертами, о которых я узнавал в школе. Это были: упорство в достижении цели (Ливингстон), изобретательский талант (Стефенсон), весомый вклад в мировую науку (Ньютон, Фарадей, Максвелл) и, наконец, качество, которое в том возрасте более всего приводило меня в восторг: неукротимая географическая любознательность, заставляющая пускаться в дальние путешествия и открывать новые земли (капитан Кук, адмирал Дрейк). В подмосковном домике, где я вырос, на стене висела карта полушарий и половина ее была выкрашена в зеленый цвет. Это будоражило воображение: Британия — владычица морей, Британия — хозяйка Голконды с ее алмазами, Бенгалии с ее жемчугом, черной Африки с ее слоновой костью, Австралии, где солнце движется в другую сторону, а по ночам над головой вспыхивает неведомый нам Южный Крест.

Потом была война, и Англия стала нашей союзницей. По радио зазвучали британские песни: "Мы летим, ковыляя во мгле" и "Путь далекий до Типперэри", которые быстро стали родными. От очевидца я узнал, что во время бомбежек Лондона население вело себя великолепно: не было ни малейшей паники, пожары тушились организованно и быстро — и это еще прибавило моего уважения к англичанам. А в студенческое время я пережил страстное увлечение Киплингом (которого до сих пор считаю крупнейшим зарубежным поэтом ХХ века) и понял, что когда индиец почтительно кланялся "сагибу", в нем говорило не раболепие, а искреннее признание того, что британец — человек более сильный духом.

Внутреннюю силу, целеустремленность, железную волю и бесстрашие своего соотечественника Киплинг воплотил в герое поэмы "Мэри Глостер", от имени которого ведется повествование. Поэма буквально околдовала меня, но именно при ее чтении у меня возникла первая тень сомнения в том, что все люди должны равняться на англичан как на идеал: я на этот раз не почувствовал желания отождествиться с героем. Сила была в нем та же, что и в прежних моих кумирах-британцах, но на что она была направлена? Всего-навсего на то, чтобы разбогатеть! Особенно контрастно это выглядело в сравнении с Давидом Ливингстоном, тоже не умевшим отступать от намеченной цели: там была высокая цель — подарить человечеству знания об африканском континенте, а что и кому подарил Глостер? Ценой неимоверных усилий, ценой собственного здоровья и жизни любимой жены он создал прибыльное дело и передал его изнеженному сыну, который не знал, что с ним делать. Глостер и сам признает, что трудился впустую, но в чем он видит свою ошибку? В том, что не вырастил сына таким, каким был сам. "Гарвард и Тринити-колледж", а надо бы отправить в моря; я дал тебе воспитание, и дал его, вижу, зря". Но что было бы толку, если бы наследственный богач искусственно был бы помещен в те же условия, в которых был вынужден расти его отец, и в нем выработались бы качества, присущие лучшим английским морякам? Ведь все равно старший Глостер передал бы ему не штурвал, а компанию. И как могли бы помочь ему в бизнесе эти качества? Смелее он пускался бы в рискованные финансовые аферы, а то и пиратствовал бы на бирже? Приумножил бы благодаря этим качествам и без того огромное состояние родителя? Как все это мелко и скучно и недостойно того образца человека, которого я видел в англичанине. Тогда я не мог еще понять, почему в герое поэмы возникла эта червоточина — я посчитал это индивидуальным промахом Глостера, частным случаем, и на этом успокоился.