Газета Завтра 244 (31/1998) - [26]

Я стал звонить Б., обозначим так упомянутого выше сотрудника аппарата, но, естественно, никто не ответил.

- Егор! - вернулся отец, - ты что, еще дрыхнешь?! Пойдем телевизор покупать!

Какой телевизор? Зачем?

- Напротив по улице старушка живет. Настенька. У нее голова немного трясется, но это нам все равно. Человек очень хороший. Однокомнатная квартира у нее, детей нет. Решили сойтись. Сейчас сходим с Егором, купим телевизор - я же без “вестей” не могу - и к ней переселяюсь!

Я еще не отошел от прежнего сюжета, попытался было выяснить, как дела у той, предыдущей старухи, у “Аннушки”? Но отец жил только настоящим. Уже вытаскивал откуда-то из-под подошв сандалии деньги, отсчитывал.

- Зарегистрируемся, пропишусь, квартиру Егору завещаем, - решал он разом проблемы. Дед и внук, без пяти минут наследник Настенькиной квартиры, удалились. А в моем подпорченном воображении так и зависла болтающейся в петле маленькая ладненькая бабка. Меж тем мне надлежало перенестись мыслью в XVII век, к истории жизни Ерофея Хабарова, мой сценарий о котором был принят к постановке на киностудии им. Горького, - и это было чуть ли не последней связью с востребующим мои возможности миром. Но перед глазами вместо старушки появлялся болтающийся в том же положении маятником Михаил Сергеевич, а то вдруг и я сам, или даже вся страна, словом, не то крыша ехала, не то сюрреализм все более завладевал мной.

- Пойдем, - в трепетной сопричастности к случившейся у деда внезапной любви вошел мой сын, - нас дедушка и баба Настасья приглашают в гости.

На столе уже был чай с коврижками. В подсыревшем углу однокомнатной хрущевки стоял новенький черно-белый телевизор “Рекорд”. А рядом - дедка с бабкой. Ну, дедка-то известный - руки раскинул хозяином, вот-де, живем пока так, но все отремонтируем, оклеим, покрасим!.. А бабка - крупная, с чуть покачивающейся ритмично головой, зарделась, радехонька, и себя не знала куда деть, и неловко ей, и в совершеннейшей почтительности на своего нежданного-негаданного суженого поглядывала… В идиллическом взаимопонимании, за чаем с вишневым вареньем оставили мы с сыном молодых.

Дома меня ждал конверт с обратным адресом киностудии им. Горького. Предчувствие не обмануло: “В связи с тем, что историко-экологическое творческое объединение “Мир” переформировано в творческое объединение “Ладья”, ориентированное на выпуск коммерческих фильмов…” Не знаю, много ли “Ладья” собрала дани, но белые струги Ерофейки Хабарова, “сиротинушки государевой”, как он себя жалостливо называл, растворились в мороке, так и не отчалив…

- Егор! - сотряс квартиру голос отца, - пойдем морду бить!

Сын серьезно занимался боксом, но ему было шестнадцать. Отправлять его с дедушкой “бить пьяную сволочь”, которой, как выяснилось, последний уже дал бой на территории бабы Насти, мне показалось странноватым. Пошел сам.

В комнате бабы Насти на выцветшем диванчике чин-чинарем сидел милиционер…

- Ты что, милиционер?… - опешил отец.

- Капитан, - выставил тот погон. - Специально для тебя, дед, сходил, форму надел.

- А почему пьяный?!

- Выпивший, - уточнил капитан. - Я не при исполнении, имею право, как все люди.

- А почему был не в форме?! К народу хочешь примазаться? ГКЧП бежишь?

У капитана так и отпала челюсть.

- Он… - продралась баба Настасья сквозь озноб, - в Москве живет. Племянник.

- Ты же говорила, что у тебя никого?! - требовательно изумился отец.

- Детей нет. Сестра есть, здесь живет, сын ее…

- Ну и ухаря ты, тетка, нашла! - наконец-то пришел в себя племянник. - Я прихожу, ну, выпивший немножко, - стал он объяснять мне, - к матери приехал, дай, думаю, к тетке зайду. А ключ у меня от квартиры свой. Мало ли, пожилой человек… Тетка родная, всю жизнь душа в душу!.. Открываю, а тут дед на меня с лыжной палкой!..

Разобрались миром. Хотя точку поставил все-таки отец, показав себя хозяином: “Хочешь прийти - приходи трезвый, хоть и милиционер”. Но лад уже был нарушен. Обеспокоенного оставил я отца, как бы набухающего изнутри. И скоро он явился в раздумьях:

- Настасья человек хороший. Но подвержена дурному влиянию! Пришла сестра ее, мать этого пьяницы-милиционера, слышу, на кухне они шу-шу, шу-шу. Нет, господа хорошие, так дело не пойдет. Это не по-нашему. У нас тайн нет - говори открыто! А сестра ее мне говорит: зачем вам расписываться, так живите. Они думают, что я у нее хочу квартиру оттяпать. Да у меня их тысячи, этих квартир могло быть, но я всегда уходил с одним саквояжем!.. А эта дура сидит и головой трясет!.. Да на черта тогда она мне нужна?! Айда, Егор, унесешь телевизор!

УТРОМ ПРИЕХАЛ ИЗ МИНСКА племянник, сын моего брата. Своими длиннющими руками он доставал из рюкзака и ставил в ряд часы: полуметровый филин из резного дерева держит в когтях циферблат. Собственное рукоделие! Весь день ходил с черным филином в руках по Арбату, недоумевая, почему от него в стороны шарахаются люди… Все сотворенные племянником филины мистически напоминали российского президента, при этом стрелки часов смотрели в разные стороны, как бы символизируя сбившееся течение времен.

- Антон?! - появился отец. Он отбегал с мухобойкой, отрапортовал мне политические новости, дал кругаля по городу и вернулся, заряженный бодростью. - Ого, какой вымахал!