Газета Завтра 239 (26/1998) - [5]

Лебедь четыре года пошвыривал камушки в кремлевский огород. Но ему все проказы простили, когда его популярность понадобилась Ельцину, и он в 96-м получил пост с широчайшими полномочиями.

Рыбкин шесть лет носил маску коммуниста-оппозиционера, голосовал в свое время на депутатском съезде за отставку Ельцина, но это ему нисколько не помешало после обретения паблисити в роли спикера Думы занять место в ближнем президентском окружении.

ЦЕНА ИЗВЕСТНОСТИ у Бабурина в первой половине 90-х была не меньше, чем у Лебедя и Рыбкина. Но его даже не пытались позвать во власть ни для того, чтобы ослабить оппозицию в Верховном Совете в 93-м, ни для того, чтобы прибавить голосов Ельцину в 96-м. Причина отсутствия ангажемента - довольно проста: Бабурин по своей природе оказался непригоден к политическому торгу ради личных интересов, что творцам российской демократии стало очевидно еще семь лет назад.

До избрания в депутаты Бабурин был деканом Омского университета. Жил с родителями на окраине города и на работу ездил полтора часа с двумя пересадками. Его семья, как и любая другая, стояла в очередях и не надеялась, что завтра стиральный порошок снова будет в продаже. У Бабурина не было оснований любить власть партноменклатуры и, стало быть, дружить с Омским обкомом. И поэтому в мае 90-го он в числе только что избранных провинциальных депутатов, неладивших с местной бюрократией, получил приглашение на съезд “Демократической России”, которая готовилась поставить Ельцина во главе Верховного Совета РСФСР.

Бабурин сам хотел перемен в стране и обещал добиваться их своим избирателям. Поэтому для него разжалованный партийный функционер Ельцин, который бил себя в грудь и клялся, что не может есть икру, когда у соседки нет денег на аспирин, был предпочтительней, чем любая действующая номенклатурная шишка, выставленная в противовес Ельцину ЦК КПСС. Не расходился Бабурин с “Дем. Россией” и по другому важнейшему вопросу повестки дня предстоящего депутатского съезда.

Его анонимный биограф из справочника “Кто есть кто”, изданного в минувшем году, замечает: “Сейчас Бабурин не любит вспоминать, что он голосовал за полный суверенитет России и, стало быть, и за развал СССР”.

В этой фразе три утверждения. Два из них - абсолютно лживы. Бабурин не только не отказывается вспоминать голосование за Декларацию о суверенитете - он включает в книгу “Российский путь: утраты и обретения”, изданную им в том же 1997 году, стенограмму своего выступления на I Съезде депутатов про ту саму Декларацию. Данное выступление напрочь опровергает вторую ложь анонимного биографа: голосуя за суверенитет РСФСР, Бабурин не голосовал за развал СССР. Заглянем в стенограмму съезда:

“Мы должны заявить в Декларации о суверенитете о том, что Российская Федерации будет не только пользоваться теми богатствами, которые находятся на ее территории, но и обладать в полном объеме правом владения, правом распоряжения.

Как соединить, казалось бы, несоединимое - экономическую заинтересованность россиян с интернационализмом? Я убежден, что эти вещи соединить можно и нужно. Одна из наиболее ярких наших особенностей состоит в том, что Российская Федерация никогда не бросала других в беде. И ныне мы должны быть готовы помогать нуждающимся на основе взаимной ответственности и взаимной выгоды”. Устами депутата Бабурина о суверенитете РСФСР говорил рядовой трезвомыслящий мужик из Сибири. Ему, страдающему от бездорожья и тесноты в своей квартире, надоело слушать рассказы о превосходных автотрассах и роскошном жилье в Латвии и Грузии. Этот сибирский мужик больше не желал, чтобы РСФСР была сырьевым придатком для Прибалтики и Закавказья. Но не желал он и перекрывать движение товаров и людей по одной шестой суши границами и таможнями. И потому предлагал ничего не разваливать, а перестроить отношения внутри единого союзного государства “на основе взаимной ответственности и взаимной выгоды”.

Декларация о суверенитете РСФСР была своего рода скальпелем. Сибирские и уральские, псковские и ярославские мужики рассчитывали прооперировать им живой, но больной организм Советского Союза. Московские же джентльмены, толпившиеся вокруг Ельцина, планировали этому скальпелю иное применение.

Депутат из Омска Сергей Бабурин не знал секретов столичной политической кухни. Но обладал инстинктом русского государственника и патриота. И, не видя изначально в играх околоельцинской тусовки ни намерений сокрушить СССР, ни, тем более, планов распродажи советской империи, он, тем не менее, не ринулся в ее распахнутые объятия. Все депутаты из провинции, приглашенные накануне первого их сбора на съезд движения “Дем. России”, вступили в это движение. Все, кроме Сергея Бабурина.

Его роман с “демороссами” завершился на стадии знакомства. И чем успешней они набирали силу и яснее декларировали свои истинные цели, тем больше он от них отдалялся.

В Верховном Совете, избранном I съездом депутатов, вокруг Бабурина объединяется группа единомышленников, которые не горели желанием следовать указаниям ЦК КПСС и входить во фракцию “Коммунисты России”, но и не хотели исполнять установки доминировавшей в парламенте “Дем. России”. То есть не хотели крушить союзный Центр, поспешно заменять партийную вертикаль власти в РСФСР на президентскую и копировать западную модель экономики.