Газета Завтра 1257 (52 2017) - [28]

Вот рокайльная зарисовка "Искренность пастушки", интермедия с её псевдонаивным сюжетом — одна из прелестных стилизаций композитором сонаты Бортнянского и фортепианного концерта Моцарта. Вот парадный портрет Екатерины II, императрица выходит из дворца под шумный приветственный гимн. Вот жанровая сценка из быта русской аристократии, сентиментальная как романс рубежа XVIII-XIX веков. Вот стайки групп словно из фигурок севрского фарфора, в отливающихся муаром камзолах и фижмах… как это и было в вечер премьеры "Пиковой дамы" немного лет тому назад, 7 декабря 1890 года в Мариинском театре… И откуда-то издалека, из глубины кулис настойчиво и неотвратимо доносится стук колес мчащегося из Петербурга во Флоренцию поезда, и Петр Ильич выхватывает из воздуха тосканских долин наваждение повестью Пушкина, фиксирует эфемерность в знаки. Любимец царя, баловень судьбы, в пору создания оперы Чайковский был на вершине славы…

Реальность происходящего на сцене "Геликона", признаться, отступала для меня на второй-третий план. Рвались в клочья ариозо Лизы ("Тоска грызет меня и гложет"), Германа ("Прости, небесное созданье") с почти физическим ощущением их красоты. Метафизический ужас исподволь так, позёмкой прокрадывался вдоль Зимней канавки, под уханье и завыванье ветра пробирал колючим морозцем.

Герман, Лиза, Елецкий, Томский; "Мне страшно"…

Графиня: "Мне страшно! Он опять передо мной, / Таинственный и мрачный незнакомец"…

Герман: "Мне страшно! Здесь опять передо мной, / Как призрак роковой,/ Явилась мрачная картина"…

Вполне достаточно было Владимиру Федосееву за дирижерским пультом театра "Геликон" раскручивать серпантин воспоминаний, играть словно с бриллиантом с бликующими в звуках красками, ("Что наша жизнь? — Игра!")… Как вдруг решетка Летнего сада рассыпалась…. Среди ротонд в тумане сумерек, боскет, каскадов цветников и мраморных изваяний мелькнула в тревожном лунном свете — тень… Несколько потертый сюртук, цилиндр сдвинут на самые брови… бывший студент юридического факультета… Боль Германа, его мучительный поиск "А если тайны нет?" под протяженный, душу выворачивающий сигнал трубы, вдруг претворилась в вопрос: "Тварь ли я дрожащая или право имею?.." Владимир Федосеев снизвёл звучанье "Пиковой дамы" к безднам философских обобщений, вознёс до высот христианского постижения нравственного императива.

Смиренен ход смычка виолончели. Чист и прозрачен мотив кларнетов и фаготов… Герману чудится будто бы он снова присутствует на отпевании старухи… В его истерзанном воображении едва-едва различим мотив "трёх карт", с грохотом рушатся химеры мира… Парит как дымка ладана ектиния, истаивает в похоронном песнопении a capella… "Боже, как я вчера плакал, когда отпевали моего бедного Германа" — из письма Чайковского.

Самоотождествление с композитором, поэтизация его чувств, пронзительность проникновения в мироощущения притягивает как магнит, выливаются в то не поддающееся выражению словом, что публика ждет от маэстро Федосеева и — требует.

Кульминация

"Там теснота, волненье, жар,

Музыки грохот, свеч блистанье…"

Колонный зал Дома Союзов, 20 декабря. Дву­светный замок из слоновой кости в приглушенном мерцанье хрустальных, в три яруса, люстр, алом бархате кресел. "Юбилейный концерт" Владимира Федосеева как кульминация торжеств.

Маэстро выходит на сцену, идет, чуть запрокинув голову, среди сверкающих в лучах софитов пюпитров, к дирижерскому подиуму, "овациями стоя" взрывается публика. "Время, вперёд!" — эмблема Большого симфонического оркестра, сюита-символ авангардной динамики СССР декларирует принципы симфонизма оркестра, открывает "звездную" страницу жизни Владимира Федосеева, страницу со-творчества и дружбы с Георгием Свиридовым, великим композитором ХХ века, духовидцем. Стремительный темп сюиты срывается в ажурный воздушный вздох Густава Малера по своей возлюбленной, пленительное piano Адажиетто из Симфонии № 5.

Гранды мирового искусства делят триумф маэстро. Бенно Шоллума, баритона таинственных немецких Lieder, сменяет альтист всех времен и народов Юрий Башмет, вместе с композитором Александром Чайковским, он преподносит маэстро в знак благодарности за "путевку в жизнь" Переложение для альта и фортепиано арии из оперы "Альтист Данилов". Скрипач-виртуоз Вадим Репин прервал график гастролей, из Милана прилетел в Москву, чтобы с рапсодией Мориса Равеля для скрипки с оркестром "Цыганка" увлечь воображение публики в сторону пиршеств в "Славянском базаре". Александр Антоненко, солист Ла Скала и Метрополитен-Опера, с арией Калафа бросает к ногам почти забытое чудо оперы… Вальс, ну а что же еще, кроме вальса, "Весенние голоса", глиссады "Польки-пиццикато" — оммаж маэстро Федосееву от Ансамбля солистов Венского филармонического оркестра…

Всё ближе и ближе тяжеловесные аккорды валторн и тромбонов. То вспыхивают и угасают зарницы апофеоза "Юбилейного концерта". Артисты капеллы имени Юрлова занимают фронтальные хоры Колонного зала, Владимир Федосеев — за дирижерским пультом Большого симфонического оркестра. Торжественная увертюра Чайковского "1812 год" как исповедь маэстро, его кредо: искусство есть средство национального самосознания.