Газета Завтра 1233 (29 2017) - [24]

"ЗАВТРА". А насколько можно реконструировать образ Бориса из писем Аркадия? Ну, знаете, стандартное "в ответ на твой вопрос о …, пишу тебе следующее"?

Юлия ЧЕРНЯХОВСКАЯ. Такого в письмах братьев очень много. Например, Аркадий пишет Борису, кстати, немножко с насмешкой: "Ты увлекаешься своим радио “Свобода”, и слушаешь всякую ерунду, и думаешь, что тебе всё можно". Или был очень интересный эпизод, когда, судя по всему, Борису в институте или в школе предлагали сотрудничать со структурами, занимаясь тем, что называется доносительством. На что Аркадий ему резонно отвечает: "Даже не сомневайся, ты — наш человек, ты должен доверять ВЛКСМ, и раз тебе предлагают что-то в ВЛКСМ, значит, так правильно, значит, так и надо".

"ЗАВТРА". Получается, из писем виден образ достаточно разных по стилю, по мировоззрению братьев, которые уживались в рамках какого-то единого будущего, но на настоящее, я так понимаю, иногда имели совершенно разные взгляды?

Юлия ЧЕРНЯХОВСКАЯ. Да, и тут мне важно подчеркнуть два интересных момента. Во-первых, иногда складывается ощущение, что их произведения строятся как своеобразная полемика двух авторов. Судя по всему, Борис в этом тандеме высказывал более либеральные идеи, а Аркадий на это отвечал своими более ортодоксально-коммунистическими взглядами.

Например, в романе "Обитаемый остров" выведены фактически две жизненные позиции. Жизненная позиция человека достаточно наивного, который всем хочет помочь, дав им "свободу", — это Максим Каммерер. И тут же есть жизненная позиция Сикорского-Странника, который всё знает и чувствует, но понимает, что нельзя так просто сломать систему. И он жёстко говорит Максиму: "Ну, вот мы сейчас выключим башню, а кто кормить голодное население будет?".

И мне почему-то кажется, что Сикорский — это именно голос Аркадия, это его жизненная позиция. Но братья всегда уважали друг друга, оставляя во многих работах отрытый финал. Хотя, если честно, мне представляется, что Аркадий всё-таки более уверенно излагает свою позицию даже при таком подходе.

"ЗАВТРА". А второй момент, который показывает переписка, что это?

Юлия ЧЕРНЯХОВСКАЯ. Это иной вопрос, связанный с общим становлением Аркадия и Бориса. Дело в том, что даже если мы говорим о 60-х годах, носителем ценностей которых является Борис, то мы должны сказать, что это всё равно общество с коммунистическими идеями и моралью, какие-то диссидентские тенденции в нём сильно преувеличены. Это уже в конце 60-х идеи диссидентства пошли на взлёт, когда возникло стремление "к тёплому комфортному коммунизму". А конец 50-х — начало 60-х — это ещё ефремовское построение общества, где каждый должен жертвовать всем ради общества, где пусть только общество прикажет, Советы прикажут — и коммунары пойдут вперёд стройным рядами.

А вот 60-е годы приносят иной образ будущего. Если сравнить утопию Ефремова с утопией Стругацких, то окажется, что во второй уже у каждого должен быть свой домик, у каждого человека должна быть возможность заниматься творческим трудом. У Ефремова, конечно, тоже каждый занимается творческим трудом, но, для сравнения, в мире Ефремова у человека вообще нет личных вещей и любой член общества должен быть готов в любой момент "по переводу" сняться с насиженного места и переехать на другое место работы, место службы. Думаю, тут и возникает то романтическое и в то же время тёплое, что смог привнести в романы братьев Борис, смягчивший суровый мир Ефремова и своего брата, которые всё-таки несли иную, сталинскую картину мира. Не то чтобы Борис категорически против принципов Аркадия, но он уже как-то хочет, чтобы ничем не надо было жертвовать, чтобы общество тоже заботилось о человеке. И это изменяет всю картину мира будущего, создавая "утопию Стругацких", отличную от "утопии Ефремова".

"ЗАВТРА". То есть способности способностями, но потребности тоже нужно учитывать?

Юлия ЧЕРНЯХОВСКАЯ. Да, как-то так. Но вот отдельный, весьма спорный вопрос. Ведь в итоге это привело к абсолютному доминированию потребностей, потому что получается, что сначала мы ставим вопрос, открывая злополучное окно Овертона, говоря: "А может быть, всё-таки нам общество что-то должно?" — и доходя в конце до максимы: "А может быть, мы ничего ему не должны? А может быть, и вообще просто пускай нам всё дают?".

И мне кажется, что и Ефремов, и Стругацкие ясно видели эту опасность. Ведь и Ефремов в своём "Часе быка", и поздние Стругацкие начинают разрабатывать и рефлексировать возможные препятствия на пути к обществу Полдня, к обществу Кольца — к "городам Солнца", которые они выстраивали в своих утопиях. И здесь нельзя говорить, что Стругацкие отказались от своего идеала, что они "похоронили" общество Полдня в своих поздних романах только потому, что они описывают препятствия. Они работают как настоящие, честные футурологи: сначала формируют позитивные прогнозы, а потом рассматривают негативные сценарии. При этом достаточно чётко говорят, что есть "торная", столбовая и неизбежная дорога истории — и всё равно нас так или иначе ход времени вынесет именно туда. Что же касается того, когда именно произошёл перелом и в творчестве братьев, да и во всей советской фантастике, — то этот момент очень трудно определить. Можно, конечно, считать и от упомянутой "записки Яковлева", так как именно после неё стартовали гонения на позитивную фантастику и фантасты начали писать отрицательные вещи. С другой стороны, надо сказать, что "Хищные вещи века" Стругацких написаны ещё в 1963-64 годах, всего лишь через два года после программного для них "Полдня", а в "Хищных вещах" нет коммунизма в принципе. Сами братья говорят о том, что в "Вещах" они описали самый кондовый, натуральный капитализм, более того — современное нам общество потребления. Это прямая антитеза обществу познания, которое торжествует в обществе Полдня. Это и была основная задумка братьев — они считали, что двигателем прогресса в будущем станет стремление к познанию. Когда материальные потребности будут удовлетворены, человек будет стремиться познавать. Но в "Хищных вещах века" они честно показывают, что потребление можно возвести в абсолют — и иногда общество может попасть в эту страшную ловушку. Как попал, возможно, в неё и наш с вами современный мир. Мы ушли в другую сторону от "торной дороги", сформировав то самое общество потребления, о котором предостерегали нас Стругацкие. По сравнению с XIX или даже с ХХ веком, у нас уже все потребности давно удовлетворены, но мы хотим ещё, ещё…