Газета Завтра 1223 (19 2017) - [17]

И наконец, самое главное, что я хочу сказать: с моей точки зрения, Ленин — не столько идеолог, сколько "орговик". Он создал массовую политическую партию нового типа, "орден меченосцев", по выражению Сталина. Весной 1917 года в РСДРП(б) было 80 тысяч членов, а к октябрю — уже 300 тысяч! Потом ленинский опыт по-своему повторяли и Муссолини, и Гитлер, и Мао Цзэдун, и многие другие политики ХХ века. Но первым сделал это 33-хлетний Ленин.

Владимир ВИННИКОВ, культуролог.

Здесь уже прозвучали ноты своеобразной "религии ленинизма", и это весьма показательный момент, который лично для меня связан с тем бесспорным фактом, что Владимир Ильич Ульянов почему-то действовал в такой ценностной системе координат или, если угодно, матрице, которая носит именно религиозный характер с приоритетом этических категорий должного и недолжного над категориями добра и зла, и далее по нисходящей. В этом смысле коммунист Ленин придерживался иерархии, близкой к абсолюту.

Например, "классические" марксисты считали и продолжают считать, что в основе бытия человеческой цивилизации лежат объективные материальные процессы, производительные силы, что экономика порождает и политику, и идеологию. Ленин всегда придерживался прямо противоположной точки зрения, согласно которой приоритет отдавался идеологии, а не экономике, которая рассматривалась им как достаточно пластичная и хорошо поддающаяся идейно‑точному политическому воздействию среда. Он даже мог уступать святое для каждого политика — власть — своим соратникам, достоинства и недостатки которых очень хорошо видел, но посягательств на идеологию не терпел, поскольку или интуитивно, или сознательно следовал принципам "небесной иерархии", которые были сформулированы ещё Дионисием Ареопагитом: господства выше сил, а силы выше властей. Вот это своё идеологическое господство он берёг как зеницу ока.

Созданный им политический инструмент, партия большевиков, "партия нового типа", о которой здесь также упоминалось, — она же тоже была построена по образцам религиозной общины, причём общины христианской, в неё даже был введён институт кандидатов в члены партии — прямой аналог христианских "оглашенных". И Сталин, когда говорил о партии как "ордене меченосцев", хорошо этот момент понимал, хотя действовал, возможно, не с уровня господств, как Ленин, а с уровня сил, тоже долгое время не занимая формально никаких властных государственных постов.

Подобных параллелей можно провести ещё множество, и есть основания полагать, что они будут проводиться со всё большим энтузиазмом. Ленин не был распят и не воскрес, как Иисус Христос, он не был удостоен Корана свыше, как пророк Мухаммед, но те цивилизационные преобразования, у истоков которых стоит Ленин, вполне сопоставимы с великими религиями человечества, при всём внешнем ленинском атеизме. Именно поэтому Ленин даже сейчас, почти через сто лет после своей смерти, вызывает такие ожесточённые споры и конфликты. Уже к 1915 году никаких споров о Наполеоне Бонапарте даже во Франции не было — он занял своё место в Пантеоне и в истории, с его наследием и ролью всё уже стало ясно.

Памятник Оливеру Кромвелю был поставлен у Вестминстерского дворца только в самом конце XIX века, но никаких споров по поводу его диктатуры не велось уже лет через пятьдесят после кончины вождя "железнобоких".

То есть феномен Ленина выходит далеко за пределы государственного деятеля или даже "исторической фигуры" — он намного более многомерен и значим. Поэтому любая "критика снизу" здесь бессмысленна.

Алексей АНПИЛОГОВ, президент фонда "Основание".

У нас есть возможность сравнительно-исторического анализа на материале уже упоминавшихся здесь трёх великих революций: английской, французской и русской — даже с учётом огромной разницы между эпохами и обстоятельствами, в которых они происходили. Сейчас Октябрьской революции 1917 года пытаются отказать в определении "великая", исключить её из этого ряда великих революций в истории человечества.

Но давайте посмотрим на то, что происходило в Англии, что происходило во Франции. В Англии реставрация монархии произошла буквально через одиннадцать лет после казни Карла I, причём диктатура Кромвеля была провозглашена через три года после этой казни. Да, что-то поменяли, что-то изменили, но потом случилось, опять-таки, всё, что мы знаем из истории, — это и огораживание, и голод в Ирландии, и Ост-Индская компания. Всё пошло ровно по тому же пути, который был заложен и до этого.

Великая французская революция — ещё более трагичный вариант. Если не ошибаюсь, там всё просто утопало в крови, плюс походы Наполеона, плюс новые революции каждые 15-20 лет: 1830, 1848, 1870, когда была провозглашена Парижская коммуна. Было несколько реставраций монархии и разных республиканских форм правления. Сегодня Франция именует себя Пятой республикой, то есть эти колебания шли достаточно долго.

А что мы видим после Великой Октябрьской революции? Мы видим 70-летний период стабильного и успешного развития страны. То есть практически стопроцентное попадание, Россия благодаря Ленину успешно оседлала историческую волну. Да, можно обсуждать, как происходили процессы в коммунистической партии, как она разлагалась и как она деградировала. Опять-таки, на основании личного опыта могу сказать, что я родился и вырос в совершенно иной социальной формации, нежели та, которая существовала в Российской империи до Великой Октябрьской социалистической революции. До этой революции у моей семьи и у меня лично никаких вообще социальных лифтов не было и быть не могло. Моя бабушка была из крестьянок, а дедушка — телеграфистом на железнодорожной станции, и это был предел в рамках той индустриализации, которая закладывалась в развитие железных дорог Российской империи. Железные дороги строились в военных целях и для вывоза малороссийского хлеба в порты Чёрного моря. Всё.