Газета Завтра 1220 (16 2017) - [32]

 «ЗАВТРА». Ты довольно весёлый, смешливый человек. В сольном творчестве смех порой проявляется, однако у «Оргии праведников» иронию обнаружить очень сложно.

Сергей КАЛУГИН.  Если ты к миру внимателен, то в какой-то момент доползаешь до понимания, что все самые глубокие вещи сказаны в анекдотах. Именно анекдотом можно проиллюстрировать свою мысль, потому что точнее и афористичнее это сделать невозможно. Да, как правило, эти анекдоты похабны, потому что в основе мира лежит Эрос. Собственно говоря, что такое похабный анекдот? Это непосредственный контакт с энергией Эроса, которая творит мир. Поскольку всё подобно всему, то в этом ракурсе легче всего объяснить все метафизические проблемы. Смех здесь просто спрямление дороги, энергии ничего не препятствует и до собеседника молниеносно доходит, что ты имеешь в виду.

Да, есть смех, который унижает человека, делает его меньше. Это такой мефистофельский смешок, красиво высмеивающий всякие несовершенства мироздания, но оставляющий тебя с ощущением потери. Я им, по-моему, не пользуюсь. А вот смех шаржника, который тебя наоборот раскрывает и освобождает – это очень здорово. И все, кого люблю и ценю, были на схожем уровне сознании - вспомним шутки митрополита Антония Храповицкого.

Касательно «Оргии праведников». У нас, к сожалению, не хватает сил и возможностей на производство убедительной видеопродукции. А современная музыка всё-таки подразумевает видеоряд. Вся великая ирония Rammstein транслируется через видеоряд. Песня может слушаться как пафосный гимн, но снабжённая видеорядом, игра приобретает удивительные формы и очертания. У «Оргии» море смеха на самом деле, но в аудиоформате он недостаточно прорисован. Когда мы выкатываем особо пафосные моменты, никто не знает, как мы хохочем. И когда я писал свой первый «Венок сонетов», то катался от хохота по полу. Написав строчку «священной эпилепсии камлания», у меня была часовая истерика, не мог остановиться от восторга. Тем не менее, я не прокололся нигде и всеми «Венок сонетов» воспринимается на голубом глазу. Но самое интересное, что, несмотря на весь этот хохот, я был абсолютно искренен в том, что писал, потому что определённые вещи можно проговорить только в высоком штиле. Но поскольку я человек своего времени, то и высокий штиль становится приколом.

«ЗАВТРА». Мы периодически пытаемся определить этот феномен через понятие Культуры Три. У таких художников серьёзное и несерьёзное в произведении разделить невозможно.    

Сергей КАЛУГИН.  Я об этом рассуждал несколько раз. Поклонники «Оргии праведников», наверное, меня порвут, если я в очередной раз скажу. Но иначе не объяснишь. Всякий мистик в конечном счёте сталкивается с тем, что начинает не понимать и недоумевать от явления смерти. В тот момент, когда становится понятно, что форма и дух – это одно, что тело есть душа, ты начинаешь осознавать неестественность смерти. Как можно одно от другого оторвать? Это одно и то же.

Так вот, с искусством приключилась удивительная штука. Форма и содержание в нём порвались. Оставаясь при этом одним и тем же. Вот как человек - его тело и душа – это одно и то же, тем не менее, он смертен. Так и здесь, определённые вещи можно проговорить только в определённой форме. Но эта форма мертва. И использовать её всерьёз невозможно, только в качестве некой игры. То есть для того, чтобы сказать всерьёз, ты должен играть. Я это формулировал в образе клоуна, рыдающего под рыдающей маской. То есть если поставить рядом трагического актёра, который абсолютно целен в том, что он делает, и современного, они будут абсолютно идентичны. Более того, трагический актёр будет чувствовать и демонстрировать это жестами, и современный будет чувствовать и демонстрировать это жестами, но между его чувствами и между его жестами будет лежать ледяная корка отстранения. То есть его жесты, выражающие его искренние чувства, будут игрой. Это хорошо видно у Rammstein – когда абсолютно ледяное ощущение конца мира вкладывается в абсолютно соответствующие пафосные формы, но при этом это абсолютно отстранённая холодная игра. Именно это пытаются поставить им в упрёк – вы же на самом деле смеётесь надо всем… Нет, мы на самом деле испытываем всё то, что показываем своими жестами. Примерно такая же ситуация с «Оргией праведников». И как раз эта самая ледяная корка – и есть то, что является иронией. Её можно вывести на поверхность через видеоряд. В качестве примера могу сказать, что я всегда мечтал снять на свою песню «Путь во льдах» клип о том, как алкоголики идут через речку за водкой. Кстати, по мотивам реальных событий в деревне Зиброво. Каждую зиму в советские времена пьянь пробиралась через реку в магазин на другом берегу реки, тонули регулярно, потому что шли тёплые воды, промоины. Они тонули, замерзали, но они шли и шли. «Путь во льдах, пламя изнутри». И должен был кончаться клип, что те из них, кто дошли, видят, что магазин заперт. Вот если бы мы такой клип умудрились снять, то произведение обрело бы целостность и завершённость.

Естественно, в чистый анекдот превращать невозможно. Но посмотрите на Rammstein, когда они поют «Это наша земля» и при этом бегают по пляжу с досками для сёрфинга. Точно также иронизирует над собой Muse, распевая о конце мира, или же мои любимые My Chemical Romance. Великие трагики и великие ироники одновременно.