Газета Завтра 1214 (10 2017) - [21]

Душистый плен жемчужно-пенной дали.

Фиалы жизни нежных тайн полны…

Средь гор, на гребне неземной волны,

Меня Горе — над временем подъяли.

Какие шири в сердце просияли!

Какие глуби стали там видны!…

Да был ли дольний мир — юдоль страданья?

Струится Свет Иного Мирозданья.

Душа выходит за пределы "я"…

И Миг вместил размах тысячелетий,

Когда в чертоги душ красоты эти

Прорвались вдруг сквозь тьму небытия…

Благодатные состояния приходят не так уж и редко. Проблема в том, как их удержать подольше, не потерять. Задача нелёгкая, но решаемая. Была бы сила воли и неослабная ревность к Богоугождению!..

Незаметно убегает плотный, насыщенный день. После короткого отдыха — вечерняя служба. Затем трапеза вместе с братией — и снова в церковь.

Священник в епитрахили и поручах открывает царские врата. Для поклонения выносит из алтаря серебряные ковчеги со святынями. Аккуратно ставит их на специальную скамью перед амвоном. В искусно украшенных ковчегах — частицы честного животворящего Креста Господня и цельбоносные мощи угодников Божиих: светло-коричневые черепа, разные косточки, нетленные части рук и ног.

Иеромонах приглашает паломников подойти поближе. Подробно объясняет им, что находится в том или ином ковчеге. Прикладывает к святыням нательные крестики, иконки, чётки.

Паломники благоговейно целуют святыни, молятся и расходятся до ночной службы.

Далее несколько часов сна. Потом сигнал подъёма: звон небольшого колокола (иногда — ручного колокольчика). Немного позже характерный стук в традиционное для востока било — специальное деревянное приспособление, похожее на широкую отполированную доску, — и опять на молитву…

Незабываемое ночное Богослужение. Мягкий благостный полумрак древнего намоленного храма, лишь кое-где слабо озаряемого крохотными огоньками лампад с оливковым маслом. Никакого электричества. Пахучие восковые свечи зажигают после прочтения полунощницы, шестопсалмия, кафизм.

Час за часом протекает в неослабном молитвенном трезвении и Богопредстоянии. Мерно, степенно, стройно поют аскеты-отшельники. Обычное время как бы замедляется, останавливается, исчезает. За церковными окнами робко пробиваются первые признаки рассвета.

Наконец Божественная Литургия приближается к долгожданному моменту. Отворяются царские врата. Из алтаря выходит служащий иеро­схимонах с позолоченным потиром в руках.

С трепетом приближаюсь к чаше со Святыми Дарами. Благоговейно, со страхом Божиим и верою, причащаюсь Святых Христовых Тайн. Осторожно удаляюсь, чтобы взять антидор, и… покидаю эту грешную Землю, погружаясь в глубочайшее Созерцание…

Эгейское море и два залива, Сингитский и Стримонский, омывающие Святую Гору, тихо уплывают в бирюзовую дымку. А ты, поднимаясь над водами и ветрами, кельями и каливами, скитами и монастырями, улетаешь всё выше и глубже. Твоё победное восхитительное движение безостановочно, безконечно, как и само Безсмертие. Твой прозревающий дух, до предела наполненный молитвенным, живоносным Покоем, всецело устремлён в некую пленительную внутреннюю сферу. Он опытно уясняет смысл дивных слов преподобного Макария Египетского: "Истинная смерть внутри. И она сокровенна. Ею умирает внутренний человек. И если ты перешёл внутри себя от смерти к жизни — то уже не умрёшь".

Неизглаголанно слышу беззвучные, неслышимые глаголы нездешнего полифонического Безмолвия. Парадоксально прикасаюсь к совершенно Неприкасаемому. Таинственно постигаю Непостижимое. Чутко улавливаю нежнейшее дыхание Иных Измерений. Сладостно предощущаю Вечное Царство Божественной Славы…

Нет!.. Это вовсе не обмачивая игра болезненного воображения. Не разгорячённая мечтательность. Не опасные фантазии. Мы лишь убого пытаемся хоть как-то обозначить, обрисовать, выразить в словах абсолютно невыразимые на человеческих языках духовные реалии инобытийной Действительности, ожидающей нас Там, за гранью земной суеты, в Горнем Иерусалиме.

Разгорается свет у ворот Иверона.

Развевается знамя пурпурной Зари.

Под чудесное соло пасхального звона

Зарождается новая эра — внутри…

Разрывая тенета греховной неволи,

Караваны эпох обращаются вспять.

Перламутром усыпаны кроны магнолий.

И в глубинах Вселенной царит Благодать…

Но где я?!..

Раннее, очень холодное утро. Отрешённый край суровой аскезы, покаянного Подвига. Самое глухое ущелье Святой Горы. Повсюду господствует торжествующая царственная Исихия (в переводе с греческого — молитвенный покой).

Тут когда-то подвизались настоящие гиганты духа, знаменитые исихасты — делатели Иисусовой молитвы: святитель Григорий Палама, преподобные Григорий Синаит, Максим Кавсокаливит и другие никому не известные подвижники. Честные останки одного такого анахорета — светлые косточки и белоснежный череп — обнаружили пару лет назад в одной из ближайших пещер. И от этих мощей уже были чудеса.

Неспешно, осторожно продвигаюсь к дальним пещерам, прокладывая тропу через дикие джунгли. Густые заросли колючего шиповника, лавровишни, карликовых дубов, астрагала, высоких, буйно разросшихся кактусов образуют непролазную чащобу. Слева на крохотной поляне виднеются ветвистые кроны со спелыми ярко-жёлтыми лимонами. А дальше, в глубине ущелья — мы это знаем наверняка! — нам встретятся могучие деревья — многовековые великаны в два-три обхвата.