Газета Завтра 1200 (48 2016) - [21]

"ЗАВТРА". …и которые буквально "в холодную" делают синтез нескольких атомов в минуту?

Валентин ГИБАЛОВ. Да! Но они излучают нейтроны, причём объяснить появление этих нейтронов в фузорах как-то по-другому невозможно. Надо признать, что там идёт термоядерный синтез. Конечно, такой маленький реактор не будет выдавать электро­энергию, но лучить нейтронами во все стороны вполне будет. Так что лучше не спать с ним в обнимку — хотя топливом для фузора и будет обычный тяжёлый водород-дейтерий, в небольшом количестве содержащийся в простой водопроводной воде, которую заливают в фузор.

"ЗАВТРА". А вот если сейчас сказать о термоядерном топливе для наших читателей… В фильме "Луна-2112" главный герой добывает гелий-3 на поверхности Луны. А что является основным термоядерным топливом на Земле?

Валентин ГИБАЛОВ. Сейчас для термоядерного синтеза рассматриваются всего три реакции. Причём из них более-менее реалистична одна-единственная — дейтерий-тритиевая энергетика. Она самая простая и даёт больше всего энергии на выходе. Но есть у неё и инженерные недостатки, довольно серьёзные, которые очень усложняют жизнь.

"ЗАВТРА". Например, нейтроны.

Валентин ГИБАЛОВ. Да, нейтроны. Которые активируют реактор и всё вокруг: термоядерный реактор становится сам очень высокорадиоактивным. Например, получается, что "время жизни" первой стенки реактора на дейтерий-тритии — всего пять лет, то есть каждые пять лет надо менять один из самых сложных компонентов реактора. И, конечно, это экономически очень затратно. Собственно, поэтому мы имеем в мире лишь один-единственный научный проект термоядерного реактора — ITER (ИТЭР).

Кроме дейтерия-трития есть реакция дейтерий-дейтерий ("монотопливо") — она получается совсем неудобной по физике, потому что у неё тоже на выходе много нейтронов, и при этом она гораздо тяжелее в достижении нужных параметров реактора, в первую очередь — температуры плазмы. И есть лунный гелий-3, которого практически нет на Земле, но которого много в грунте Луны. Но у этой реакции ещё больше требования, безумная проблема в плане того, как сделать реактор, который бы удерживал плазму из дейтерия и гелия-3.

"ЗАВТРА". То есть у нас сегодня с термоядом ситуация, как у папуасов с утлыми пирогами, которые пытаются из Новой Гвинеи через Тихий океан достичь Америки?

Валентин ГИБАЛОВ. Да, где-то так. Очень быстро, буквально на первых установках, построенных в середине 1950-х годов, стали видны колоссальные проблемы. Прежде всего — с неустойчивостью термоядерной плазмы. При попытке её сжать она "вырывалась", есть сравнение, что это как пытаться палочками для суши держать скользкое куриное яйцо. Попытка сжать магнитными полями приводит к разрушению плазменного жгута. И вторая проблема — это термоизоляция. Если мы нагреваем плазму до ста миллионов градусов, которые нужны термоядерной реакции, то она остывает с колоссальной скоростью — за счёт излучения. И все 1960-е годы, и большая часть 70-х прошли в борьбе с этими двумя проблемами. Борьба выглядела как постоянный поиск схем удержания плазмы, пробовали и так называемые "Z-пинчи" и "открытые ловушки". Каждое из этих направлений упиралось в какие-то ограничения, но учёные тут же обычно придумывали новый вариант и начинали развивать уже его, улучшая прошлые результаты. И вот в 70-х годах токамаки, придуманные в СССР, вышли в фавориты. У них, казалось, наилучшая термоизоляция и удержание плазмы.

"ЗАВТРА". Это такие бублики.

Валентин ГИБАЛОВ. Да. Это, кстати, одна из особенностей магнитного поля — невозможность сделать магнитный шар, в нём всегда дырка будет, получится "бублик". В итоге токамаки и сегодня опережают ближайших преследователей по параметрам плазмы в тысячу раз. Из-за токамаков закрыли многие другие проекты, например, известная история случилась с MFTF — это открытая ловушка, строившаяся в США и уже практически собранная в 1986-м году. Её закрыли, так как финансирование проекта прекратили: к тому моменту казалось, что токамаки дешевле и проще. Поэтому почти собранная ловушка за миллиард долларов так никогда и не заработала. А в итоге токамаки достигли определённой цели, даже получили выход энергии из термоядерной плазмы, но вопрос самоподдерживающегося термоядерного синтеза так и не решили. Например, в 1997 году токамак JET достиг термоядерной мощности 16 мегаватт — и это было настоящее термоядерное горение, померенное очень надёжно.

"ЗАВТРА". То есть все рассказы, что термоядерной реакции нет и она не выделяет тепло, — глупость, потому что ещё в 90-е годы это всё уже доказано, проверено, измерено и записано?

Валентин ГИБАЛОВ. Да, плазму в токамаках уже давно зажгли. Есть ещё один миф, что термоядерное удержание — это миллисекунды по времени. На самом же деле мировой рекорд удержания плазмы сейчас составляет 48 минут. Проблема в другом — и определяется как раз тем, что показали опыты на JET в 1997-м году.

Когда JET в 1997 году показал свой рекордный выход энергии, стало понятно, что это экономически совершенно неинтересно. Такой термоядерный реактор на базе токамака размером с JET или даже больше, к которому бы подключили паровые турбины, — он себя не окупает! Единственный вариант как-то спасти ситуацию — сделать реактор очень большим, когда удельные расходы на мегаватт сильно упадут. Но по расчётам получался термоядерный реактор на 10 гигаватт, в тысячу раз больше, чем рекордный токамак JET.