Газета Завтра 1189 (37 2016) - [25]

Архитекторы уподобляются астрономам, изучающим закономерности этой галактики. Но их обсерватории в ожидании двадцать первого века оказались в тупике. Советская архитектура, в течение века двадцатого прошедшая путь от конструктивизма и сталинского ампира до хрущёвского минимализма и микроскопизма, встала на распутье.

Постреволюционный конструктивизм, воспринимавший дом как "машину для жилья", своими супрематистскими линиями расчертил пространство Москвы по горизонтали и вертикали. Затем сталинский ампир, окрылённый Великой Победой 1945 года, вдохнул в эти вертикали духовные смыслы, предчувствие Космоса, когда в каждой высотке просматривался силуэт взлетающей ракеты. Но хрущёвский микроскопизм после постановления "Об устранении излишеств" обрезал крылья сталинскому ампиру, попытался утрамбовать в кокон неуловимую бабочку, свести могучий, живой и дышащий организм до размера клетки.

Так архитектура, в которой различные взгляды на будущее страны, различные футурологические концепции получали конкретное визуальное воплощение, становилась полем битвы шестидесятников и семидесятников. Первые — "дети ХХ съезда" — в своём антисталинизме, отрицании предшествующей победоносной эпохи свели её к ГУЛАГам, особым тройкам и заградотрядам. Нанося удар по "культу личности", шестидесятники нанесли удар по ампиру, и не только архитектурному, но и бытийному — по красной Империи с её ключевыми героическими смыслами. Целили в Сталина, а попали в Россию: в Стаханова, Матросова, Гастелло, Космодемьянскую, в знамя Победы над Рейхстагом. Подменив ампирную стрелу времени мещанским "прибранным раем" хрущёвок, шестидесятники, может быть, сами не осознавая того, заложили под Советский Союз мину замедленного действия, которая сдетонирует через тридцать лет.

Следующее же поколение — семидесятники — видели и предлагали иной исторический путь: путь возрождения имперских смыслов в философии, науке, искусстве. Футурология семидесятников — это космическая ракета, устремляющаяся в небо Пушкина, Лермонтова и Тютчева. Это чудесный город, вырастающий, как Китеж-град, среди песков, снегов и морозов. Это техника, которая, как в эпоху Античности, вновь станет неотделима от искусства. Это техносфера, в которой заговорит душа.

И в восьмидесятые годы предстояло сделать выбор. Социология, психология и дух народа поставили новые задачи, для которых были необходимы оригинальные решения, прозрения, готовность идти на риск. Общество в его возросшей динамике требовало иных конструктов для интеллектуальной, физической и творческой работы. Техносфера побуждала к освоению новых пространств — от Сибири до Каракумов — где традиционных архитектурных форм, не приспособленных ни к морозу, ни к зною, уже не хватало. Идеям городов будущего требовалось найти формы и материалы для воплощения.

В "Вечном городе" сталкиваются две такие архитектурно-философские идеи, каждая из которых предлагает свой проект будущего страны. Молодой архитектор Завьялов — автор Города-Башни — убеждён, что городам будущего предстоит рост не вширь, а ввысь: "Осваивается не земля, не плоскость, а весь объём биосферы, высотой до тысячи метров". Человек будет занимать вертикальное пространство, выстраивая прочнейший каркас с ячейками для жилищ самой разной планировки. Это позволит сохранить на земле участки плодородной земли и памятники культуры прошлого, восстановить экосистему и решить проблему дорог, которые расположатся ярусами в нужных направлениях, напрямую от точки А к точке В. С появлением таких городов каждый предыдущий период истории не будет вытесняться последующим. Культурные слои не поглотят друг друга, и археологам уже не придётся делать раскопки в поисках следов ушедших поколений.

Металлический каркас-башня при этом будет напоминать улей с сотами, где каждая ячейка при желании может перевозиться на любые расстояния и монтироваться в каркасы других городов: "Город-гигант отрывает от себя целые фрагменты, ввергает в движение, по необходимости опять возвращает. Подобно кораблям, уплывающим из порта, автомобилям или поездам, эти ячейки несут в себе высокий стандарт цивилизации, комфорт города-матки, обеспечивают в самых отдалённых районах нормальные условия обитания, высокую эффективность экономических акций". Так возникает особая архитектурная кибернетика, при которой человек уподобляется черепахе или улитке, способной носить на себе свой дом как надёжную защитную оболочку. Формируется новый тип цивилизации — оседлые кочевники, когда уже не человек движется в пространстве, а пространство — в человеке. Он становится носителем пространства, хранит его в себе, влечёт за собой, суммирует и преумножает по собственной воле.

Завьялов видит свою сверхзадачу в работе "с опережением века". Город мыслится им как "ловушка для будущего", как новая Вавилонская башня, которая, сконструированная из сверхпрочных материалов, уж точно дотянется до небес. Утопичность собственной идеи, её оторванность от настоящего, нацеленность на очень отдалённую перспективу архитектора нисколько не смущает, потому что время ускорилось настолько, что туманное грядущее в одночасье может стать неотвратимым настоящим.