Газета Завтра 1172 (20 2016) - [36]

И как же чужеземно и жалко на этом фоне в столь прекрасные и многозначные дни выглядели иные аборигены телеэкрана с их вечным замшелым враньём о советском времени, с осточертевшим хныканьем о своей горькой, но сытой судьбе, с постыдным угодничеством перед властью… Но прежде следует сказать о том, что в праздничных газетах и журналах было много дельных, серьёзных, нужных публикаций и о всей войне, и о крупных операциях, и о боях местного значения — о Курской битве, "Рельсовой войне"…

В самом деле, разве, например, можно оставить без отпора утверждение Ричарда Эванса, профессора истории в Кембридже, что в знаменитой, решающей исход операции танковой битве под Прохоровкой у немцев было всего-то 117 машин, а потеряли они только три танка. Понимаете? Раз, два, три… Мы же — не сосчитать. У этого профессора совершенно солженицынский склад ума. Выходящий в Барнауле журнал "День Победы" резонно вопрошает его: "Отчего же при таком успехе гитлеровцы вдруг начали стремительно откатываться назад?". Действительно, ведь план их операции "Цитадель" состоял в том, чтобы окружить и уничтожить нашу курскую группировку и захватить сам Курск, а получилось — вскоре самих выбили даже из Орла и Белгорода! Или — вопрос о потерях сторон при взятии Берлина. В журнале "Загадки истории" Виктор Банев пишет: "Мало кто из неспециалистов может описать ход Берлинской операции, но зато почти все уверены в колоссальных, а главное, неоправданных наших потерях".

Действительно, об этом писал, например, Даниил Гранин. А на самом деле наши потери убитыми, увы, составили 78291 человек, ранеными, увы, 274184. Много было достойных публикаций о павших, как и о живых героях, порой подзабытых. Это — капитан Иван Флёров, командир первой "катюши": до смерти переполошив невиданным оружием немцев, он, оказавшись всё-таки в окружении, взорвал свою "катюшу" и вместе со всем расчётом пал в бою, ему было 35 лет; это — легендарный разведчик Николай Кузнецов (Пауль Зиберт) из деревни Зырянка Пермской области: он не только давал важную информацию, но между делом ещё и отправил в лучший мир 11 высших чинов оккупационной администрации, а погиб в бою с украми из УПА в 33 года; это — двадцатилетний Николай Сиротинин:17 июля 41-го вдвоём с 76-мм пушкой они вели страшный бой против целой танковой колонны; это — восемнадцатилетняя медсестра Ксюша Константинова из Липецка: прикрывая отход санбата, она уложила груду фрицев и погибла; это — семнадцатилетняя Зина Портнова из организации "Юные мстители" (Витебск): во время допроса она схватила со стола вальтер и пристрелила офицера, потом, уже на улице — ещё двоих; это — четырнадцатилетний Володя Дубинин, ценой своей жизни спасший партизанский отряд; это — ещё и Ильза Штёбе, работавшая в Германии на нас под псевдонимом "Старуха" и тоже, как Зина и Ксюша, заплатившая за это жизнью…

Но вот ещё что… Мария Дмитриевна Бондаренко (Катаева) живет в Крыму, в городе Саки. 23 февраля этого года, в День Красной Армии, ей исполнился 91 год. Она была снайпером и вспоминает: "Помню я первого убитого врага — немолодой мужчина, бивший по нашим позициям из пулемёта. Когда нажимала на спусковой крючок, никаких чувств у меня не было. Но когда увидела, как он тяжело свалился в окоп (понятно, что наповал), стала рыдать. Долго ревела, размазывая слезы по щекам. Не потому, что врага убила, он так же мог убить меня из своего пулемёта. Его лично было не жалко — я его на нашу землю не звала, сам припёрся. Но ведь где-то его дети малые ждут своего папку, а я его убила… Нам с собой всегда давали по сорок граммов спирта. Я выпила одним залпом, обожгла горло — и всё. Больше никогда не плакала, убивая врага. И никогда не пила спирт".

А снайпер Лидия Андерман, умершая в прошлом году, признавалась: "Когда я застрелила первого немца, несколько недель не могла заснуть: как это — я убила человека! Убеждала себя, что он враг, что он пришёл на нашу землю, напал, но закрывала глаза и видела его небритое рыжее лицо… А потом я стала стрелять в немцев, как в мишень". Никакого другого выхода не было. Кроме всего прочего, в этом сыграло свою роль и то, что гибли подруги: из 1885 выпускниц снайперской школы не дожили до Победы 185 (Невыдуманные истории №10’16,с.7). А Татьяна Доронина в "Аргументах и фактах" вспомнила Таню Савичеву в блокадном Ленинграде и её знаменитый страшный дневник-мартиролог, и тут же — как она сама, одиннадцатилетняя девочка, отец которой вернулся с фронта искалеченным, носила картошку пленным немцам, работавшим у них во дворе. "И на всю жизнь запомнила я, как смотрели на меня эти три немца. Один из них плакал. И я заплакала вместе с ним… Не дай Бог никому это всё пережить!" (АиФ №18’16). На этой же полосе "АиФ", где Доронина, Народный артист СССР Олег Басилашвили пишет: "Я спрашивал отца: "А правда, что солдаты, бросаясь в атаку, кричали: "За Родину! За Сталина!". Он говорил: "Не знаю. Может, кто-то и кричал. Мы кричали: "Мама!". А немцы кричали: "Мутер!". Отец, видно, пошутил над будущим народным: никто, конечно, не кричал: "Мама!". Такого засмеяли бы после боя, а то и в штрафную роту отправили бы. Кричали: "Ура!.. Вперёд!.. За мной!.. Бей их!.. Славяне, дави фрица!" и т.п. Порой кто-то прибегал, конечно, и, как ныне говорят, к ненормативной лексике, что было, разумеется, гораздо более естественно, чем в писаниях или речах Василия Аксёнова и Бенедикта Сарнова, Улицкой и Рубиной. "И вот, — продолжает народный, — с криком "мама!", "мутер!" люди бежали друг на друга и убивали по страшным и непонятным законам войны". Да, законы страшные, но почему же непонятные? В твой родной дом, нарушив все законы, наплевав на два межгосударственных договора, исключавших возможность всякого конфликта, вломились бандиты, чтобы грабить, насиловать, убивать. И они в этом сильно преуспели, истребив почти 27 миллионов твоих сограждан. И по всем законам земли и неба ты имеешь право и даже обязан влепить им пулю в лоб. Теперь — хотя бы мысленно. А вы, народный, вместо этого равняете бандита и честного человека, палача и жертву, своего соотечественника и немецкого фашиста. Как же вас теперь называть: народный или антинародный?