Газета Завтра 1170 (18 2016) - [10]

Народные слои с трудом воспринимали обращённые к ним пламенные призывы. Тем не менее, несмотря на такие итоги, никто не ставил под сомнение жажду русских людей к справедливости, к солидарности, то есть ко всему тому, что поднимала на щит социалистическая теория. Становилось понятным, что эти базовые принципы устройства жизни возникли не как следствие "просветления" масс, познакомившихся с определёнными теоретическими установками, а представляли собой глубинное явление, отражавшее исторический генезис народа.

Заметим, первым, кто буквально нащупал эту истину, стали не отечественные интеллектуалы, а российский император Николай I. Вступив на престол под залпы восстания декабристов, он постоянно был озабочен выявлением всего, что несло угрозу самодержавному правлению. В частности, его тревожила популярность европейских социалистов, набравшая силу на Западе. Уже в 1830-х годах под эгидой МВД снаряжались специальные экспедиции в различные регионы страны. Перед ними ставилась задача выявить влияние посторонних личностей, особенно внешних врагов государства с их "якобинскими воззрениями".

Одна из таких известных нам по документам поездок состоялась в 1838 году, когда майор III отделения А. Васильев посетил около двадцати губерний. Однако судя по материалам, он не смог обнаружить какого-либо иностранного следа, зато чиновник чётко указал на другой источник смуты, вызвавший у него самое серьёзное беспокойство. Васильев повёл речь о староверии, влияние которого в народных низах оказалось весьма значительным. В его донесениях с тревогой оценивалась неблагонадёжность раскола, где крайние формы сопротивления (открытый бунт, самосожжения и т.п.), конечно, уходят в прошлое, но повсюду продолжает "тлиться дух дерзновеннейшего отвержения власти царя и гражданских законов". Наиболее зримо, по его наблюдениям, это ощущалось в Москве, где настрой на неповиновение лучше, чем в других местах, замаскирован религиозностью.

Такие выводы МВД полностью подтверждали и наблюдения немецкого учёного А. Гакстгаузена, предпринявшего примерно в то же время путешествие по России. "Староверы, — писал он, — имеют большое нравственное влияние на Россию…". Многочисленные секты, постоянно пополняясь из низших слоёв населения, отвергали культуру высших классов, считая её антинародной и если не предательской, то по меньшей мере чуждой России. Более того, в неприятии государства и церкви зримо просматриваются социалистические и коммунистические наклонности. По убеждению немецкого ученого, необходимо серьёзно взглянуть на раскол именно с этих позиций, поскольку Россия ещё плохо представляет, какие опасности и неожиданности грозят ей с этой стороны. 

Как известно, западная Реформация, взорвав средневековый европейский мир, привела к кровопролитным войнам в большей части Старого Света. Их итогом явился порядок, подводивший черту под противостоянием католиков и протестантов и основанный на знаменитом принципе "cujus regio, ejus religio" ("чья страна, того и вера"). В результате сторонники и противники Реформации оказались по большей части разделены государственными границами. В России церковное размежевание поделило общество на два непримиримых лагеря: приверженцев старого обряда и последователей реформ патриарха Никона. Но в России это ожесточенное противостояние не привело к территориальному разводу враждебных сторон. Россия, в отличие от европейских стран, разделилась внутри себя: на географической карте она была единой, на деле же в ней образовались два социума с различной социальной и культурной идентификацией.

С первой ревизии Петра Великого 1716 года и до переписи 1897-го количество раскольников всегда оценивалось на уровне не более 2% от населения империи. В эпоху Николая I власти самым пристальным образом обратились к изучению раскола. Как следовало из проведённых в ряде губерний Центральной России исследований Министерства внутренних дел, реальные цифры в десять раз превышали те, что были заявлены в отчётах местных гражданских и духовных администраций. Если по переписи 1897 года их насчитывалось около 2 млн., то общественность теперь предполагала более справедливым говорить о 20-ти. При этом бóльшая часть раскольников (прежде всего беспоповцев, не принимавших священство и церковных таинств) числилась обычными православными, не желая официально заявлять о своей религиозной идентификации.

На момент 1840-х годов представление о том, что в действительности представляла собой старообрядческая реальность, отличалось размытостью. Если с вероисповедными воззрениями дело обстояло более или менее ясно, то хозяйственное функционирование этой религиозной общности выглядело как "terra incognitа". Между тем, именно здесь официальную Россию ожидали наиболее интересные открытия, позволившие совершенно в новом ракурсе взглянуть на устройство русского мира. Прежде всего, было установлено, что староверческая экономика развивалась не по классическим канонам, а по собственным духовным и организационным правилам. Они сформировались ещё в первой половине ХVIII века в знаменитой Выговской поморской киновии и определялись необходимостью существовать во враждебной никонианской среде. Оптимальным инструментом для этого, позволяющим максимально концентрировать как экономические, так и духовные ресурсы, стала знаменитая русская община; общинно-коллективистские (а не частнособственнические) отношения послужили тем фундаментом, на котором строилась социальная жизнь раскола.