Газета Завтра 1161 (09 2016) - [4]

Год назад тот другой, малый народ получил повод горевать на наш праздник. Ненавидеть тех, кто смеет радоваться в такой денёк. Проклинать большой народ за то, что Крым и Немцов для него — величины не сопоставимые.

Спецоперация на полуострове, «спецоперация» на Большом Москворецком мосту — два столь разных события смешались в головах малого народа до степени неразличимости. Оба кажутся ему деяниями одного человека. Оба вызывают в малом народе скорбь. Много ли отыщется среди него тех, кто, ужасаясь убийству Немцова и вешая его на Кремль, одновременно поддерживал бы «Крымнаш»? Найдутся ли среди участников субботнего «марша мертвеца» такие, которые в своё время остались дома во время проукраинского «марша мира»? Вот и теперь — многие ли покинули марширующие ряды, завидев в них украинские флаги?

Обратное тоже верно. Среди пресловутых 86% населения страны, поднявших в субботу чарку во славу воссоединения с Крымом, вряд ли сосчитаешь на пальцах одной руки тех, кто помянул тем же вечером «реформатора Бориса». В глазах подавляющего большинства, он символизировал такую Россию, которая ни за что не вернула бы себе Крым, молча снесла бы потерю Черноморского флота. Дорвись сегодня Немцов до власти, участь полуострова, да и России, была бы печальной.

Идёт война гражданская

Казалось бы, так тому и быть: пусть оба народа живут себе дальше раздельно, сближаясь и вновь расставаясь, каждый со своими печалями и радостями. Но в политическом смысле, такое «мирное сосуществование» невозможно, поскольку обе стороны исповедуют слишком уж разные образы будущего для России. Их ценности противоположны, их святыни, воплощённые в прибрежных ли, в могильных ли камнях, будут вечно воевать друг с другом.

Весь смысл «Крымнаша» заключается в том, что Россия была обязана поступить как суверенная держава, а её народ — как великий исторический субъект, для которого честь, правда и справедливость важнее куска колбасы. Суверенитет — не блажь и не пафос, а необходимое условие существования стапятидесятимиллионного народа, без которого он диссоциируется, вымирает, уходит прочь из Истории. К возвращению Крыма взывала национальная честь, не потерпевшая бы вражеского флага над Севастополем. Этого требовала правда — правда о том, что ждало бы крымчан на бандеровской Украине, сполна явленная затем в ужасах Донбасса. На «Крымнаше» настаивала историческая справедливость — два года назад Россия вернула своё, утраченное в прошлом веке. Сегодня, вкусив уже и санкции, и кризис, большой народ не переменил бы своего решения по Крыму и повторил бы всё снова, даже в больших масштабах — вплоть до Киева и Одессы.

В причитаниях «по Боре» нет ничего святого, благородного, возвышенного. Малый народ несёт на «Немцов мост» плюшевых мишек и купленные у подсуетившегося Каца цветы — потому что именно это капище попадёт в объективы телекамер глобальных СМИ вместо никому не интересной, забытой всеми могилы, а гвоздичка станет ещё одним «гвоздём в крышку гроба режима». Он разглагольствует о свободе, но это не свобода родной страны, не независимость её народа, а частное, сугубо личное освобождение от любых обязательств в отношении ненавидимого им государства — презренное и пошлое стремление мещанина, чуждое воину и аристократу.

Малый народ презирает «ватников» за «рабство» — он, раб своей корпорации, ипотеки, моды из журнала, сектантского мнения собственной тусовки, раз в день пропесочивающей отступников на партсобраниях! Он восторгается «небратьями» за то, что те, развалив своё государство, стали «почти Европой» —  но единственной его «европейской» мечтой является желание поскорее свалить на Запад, тушкой или чучелом, или жить тут на западные гранты. Он судачит об идеалах, но сам всюду говорит лишь о колбасе, о жрачке, в любых её вариациях, от хамона до «куриных шкурок», лишь бы покушенькать вкусно, набить вдосталь брюхо, и всё ему мало, и хочется ещё.

Малый народ требует кары «немцовским палачам» — но воротит нос от вида разбомбленного Донбасса и смакует кадры сожжённого Дома профсоюзов, втайне мечтая повторить то же самое в Крыму, Донецке, а затем и в Москве, в трёх шагах от места своего паломничества. Он просит табличку в память Немцова — хотя сам двадцать лет вытирал ноги о память погибших в расстрелянном Доме Советов. Сейчас он ополчился на Кадырова и «чеченских убийц» — но сам всю Первую чеченскую рукоплескал «ичкерийским повстанцам», стрелял в спину собственной армии, не замечал геноцида русских, оправдывал отрезанные головы солдат, целовался в десны с детоубийцами.

Он обожает сорить примерами «поступков цивилизованных держав» и ластиться к сильным мира сего. Но в тот редкий случай, когда Россия повела себя сильно, по неписаным правилам современной цивилизации — в Крыму, в День Вежливых людей — малый народ осёкся, сник, засунул язык в задницы и принялся горевать — расправив плечи лишь на проукраинском «марше мира».

Нет, два этих народа воистину не способны объединиться или хотя бы не враждовать. Это значит, что необъявленная гражданская война в России будет продолжаться дальше — до чьей-то сокрушительной победы.