Газета Завтра 1154 (02 2016) - [31]

Как и прежде, отплытие ладьи в царство теней влечет за собой тайной. Как и прежде, в опасности пути принца Дезире и феи Сирени угадывается что-то мистическое. Только теперь туман над рекой Времени достиг такой силы, что клубами дымится над облаками. И вот уже где-то под ними, сгустившимися над лесом облаками, остаются жанровые сцены охоты, списанные, словно со шпалер мануфактуры Гобелена, жутко-сладостный мир феи Карабос. Ладья скользит легко и безмятежно. Плывет по небесам, как Фетида шла по воде в оны годы (парадный балет "Приключения Пелея", в основе которого древнегреческая легенда, был дан на Ольгином острове, на верхнему пруду. Фетида выходила из грота на воде, делала шаг на зеркальную поверхность и так двигалась к сцене, устроенной также на воде) .

Всё дальше и дальше магия "Спящей красавицы" открывает двери в прошлое, в отчетливость воспоминаний, чему когда-то был свидетелем. И прошлое загадочным образом оказывается более насущным и понятным, чем настоящее. Историю о любви и смерти, коварстве и добродетели Мариус Петипа пропитал "нектаром" Coty. Юрий Григорович флер духов претворил в абстракции на снегу.

…Всё это сон? Так пусть сон длится дальше.

Мне же остается добавить, что колыбель сна — сценография четы Эцио Фриджерио, декоратора со славой "архитектора ностальгии" и Франки Скуапчапино ("Оскар" за костюмы к фильму "Сирано де Бержерак"). В обрамлении массивных колонн, увитых гроздьями винограда (кулисы) в глубину эпох погружена ротонда замка (задник). Воды лагуны омывают ротонду, и в рокоте разбивающихся о мрамор волн можно расслышать: "всё течет, все изменяется, красота — вечна".

Вечна?

Реквием по красоте уж отзвучал в странах Европы. "Спящая красавица" на сцене Большого театра — своего рода спасение. И не потому ли, когда закрывается занавес, и сказка уступает место действительности, публика с неистовством оваций, восхищением и "требованием веры" вызывает на сцену Юрия Григоровича. Маэстро красоты. Красоты как видения, видения как красоты.

Мы любим родное. Нам нужны пряничный вид уездных городов, черные крыши деревенских изб, надмирная роскошь балета. Имперского.

Илл. Гюстава Доре

Апостроф

Апостроф

Роман Раскольников

Культура

Дмитрий ТАРАТОРИН. Тяжкие последствия (шизо-поэзы). — М., 2016. — 40с.

Дмитрий Тараторин, историк и публицист, автор интеллектуальных бестселлеров "Русский Бунт навеки", "Демократия для Белых", "Пляски Макабра" (а читателям "Завтра" наверняка известный по участию в проекте "День-ТВ"), недавно предстал в новой творческой "ипостаси": слагателя "шизо-поэз"… Своеобразным "эпиграфом" к сей небольшой книжке могла бы послужить сточка из Даниила Хармса: "А потом начинается Ужас…"… При попытке читать "шизо-поэзы" Димитрия Тараторина, наверное, у многих может возникнуть одна импрессия: "это ж какой-то хармс"… Впечатление сие, аще таковое возникнет, на самом деле, обладает изрядной глубиной… Ибо "Обэриуты" были ребята превесьма непростые. Сами себя, "в своём кругу", они именовали "чинари": от слова "чин", подразумеваются тут Чины Ангельской Иерархии. То, что для "внешних" звучало как какой-то "поэтический абсурд", или "детские стишки", для "посвящённых" было звучанием Архангельских Труб, не меньше… За окном свершаются события Апокалипсиса, а тексты "чинарей" се — гласы Ангельских "духовых инструментов", возвещающих Финальный Ужас — приблизительно таково было религиозное самоощущение Хармса со товарищи… Не ошибёмся, ежели предположим некие довольно близкие "интенции" и у стихотворных опытов Тараторина. Подтверждает сие предположение текст, так и озаглавленный — "Ангел":

Когда внезапные вострубят трубы,

Прервет твою нелепость

         Ангел грубый.

Он не услышит глупых оправданий

И чужд твоим понятьям о морали

В его глазах увидишь ты такое,

Что сразу повредишься головою.

И потеряешь все,

         что в ней имелось —

Ум, честь и совесть,

         доброту и смелость.

Бумажная вселенная порвется

В том месте,

         где недавно было Солнце.

Ты спросишь:

         а куда ж летал Гагарин?

Он не ответит —

         отстранен и странен.

Он лишь придаст

         всем мыслям ускоренье —

Поймешь резон

         ты каждого мгновенья.

И ты покинешь всех,

         чем был когда-то —

Солдата, инженера, акробата,

Министра-афериста,

Друга, брата.

И если кто-то уцелеет

         в вихре этом,

Лишь у того есть шансы

         на ответы.

В отличие от "обэриутов" Д.Тараторин не связан нуждою маскировать свою "чинарскую" природу, получать зарплату в каком-нибудь "детгизе", прикидываться "детским писателем" и т.п. Он волен свидетельствовать об Ужасе совершенно открыто, чем в меру сил и занимается… Причём, главный ужас, абсурд и кошмар кроется под покровом так называемой "обыкновенной жизни" обыкновенного человека… Иллюзия "обыкновенной жизни" наиболее ненавистна Тараторину: "Сегодня вторник, а завтра будет среда / И мало кому понятно, какая это беда". Тоненькая плёнка, протянутая над Бездной, — вот что такое "обыкновенная жизнь"… Тот, "Кто реально решает", Тот, у Кого Смысл, — это Бог. Но как же много "верующих" превратили свою "встречу с Богом" в вариант "обыкновенной жизни": пойти в воскресенье в "церковь", подать "записки", приложиться к "иконам" … Где тут собственно Смысл, где встреча с Богом": потрясающий, драматический (ежели не травматический) Опыт. Необыкновенный Опыт Необыкновенного… Смысл открывается только в разрывах обыденности: "Главное услышать звук / Приближенья вечных мук"… Самое эффективное средство обрести Смысл — это, конечно, Смерть… Ну и есть ещё вариант "помягче": как следует испугаться, испытать Ужас… В Нём может нечто Открыться… Потому-то и бродит по поэзам Тараторина Московский Ужас: "Ходит ужас по домам / В каждом пьет по триста грамм / И идет себе по крышам / И не виден и не слышен. / А бутылочки стоят / В каждой запечатан ад"… Потому-то поэзия Дмитрия Тараторина и пугает… Он пугает — и ведь реально страшно…