Газета Завтра 1072 (23 2014) - [34]

Ходатайствую перед председателем Организационного комитета Русской Православной Церкви по празднованию 1000-летия преставления святого князя Владимира митрополитом Волоколамским Иларионом и руководителем Рабочей группы по подготовке мероприятий, посвященных памятной дате, полномочным представителем Президента России в Центральном федеральном округе А. Д. Бегловым о придании Херсонесу статуса "стольного града" предстоящих торжеств.

Светлейший князь Григорий Потемкин называл Херсонес Таврический раем России, ибо оттуда "истекло к нам благочестие". Источник этот неиссякаем, как незыблема русская прописка Севастополя.

Фото: Юрий Югансон/yuhanson.livejournal.com

«Колыма ты, Колыма…»

Андрей Смирнов

5 июня 2014 0

Культура Общество

Александр Сидоров в гостях у "Завтра"

Александр Сидоров - видный отечественный журналист, писатель, один из крупнейших исследователей русского воровского арго, уголовно-арестантской субкультуры.

Перу Сидорова принадлежит "Словарь блатного и лагерного жаргона, южная феня", двухтомная "История профессиональной преступности Советской России". В популярной ипостаси Фимы Жиганца выпустил переводы классической поэзии на язык уголовного мира, этимологические очерки "Жемчужины босяцкой речи".

Последние работы Александра Сидорова - фундаментальные исследования истории знаменитых блатных и уличных песен - "На Молдаванке музыка играет", "Песнь о моей Мурке", "Я помню тот Ванинский порт". Вскоре ожидается четвёртый том серии - "По тундре, по железной дороге", в котором читатель узнает о том, что стоит за такими песнями, как "Алёша, ша", "Таганка", "По тундре", "Медвежонок" ("Ограбление Азовского банка"), "Мальчики-налётчики".

"ЗАВТРА".  Начну с банальнейшего вопроса - с этой тематикой сталкиваются многие люди по жизни, по профессии, но при этом книги пишут единицы. Почему вы решили заняться исследованием  уголовной культуры, жаргона,  разбойничьей песни?

Александр СИДОРОВ.  Я занимаюсь не одной только песней.  Основная моя тема -  связь высокого и низкого. Огромная трагедия общества - разделение высокого и низкого и их противопоставление. Это совершенно неверная постановка проблемы. Есть вещи талантливые и бесталанные, независимо от того, где они существуют - вверху или внизу.

Я окончил филологический факультет,  притом, что родился в семье закройщиков обуви.  У матери моей образование - один класс, и то не факт. Отец - классов пять-шесть, уже после войны доучивался в вечерней школе. Но в семье царил культ книги. Собрания сочинений  Хемингуэя, Горького, двухсоттомная  "Библиотека Всемирной Литературы", "Библиотека приключений", Стругацкие...

Получалось, что я рос, с одной стороны, в обстановке фанатической любви к книгам, а с другой, это самая окраина Ростова - посёлок Мирный. А окраина - это неизбежно и жаргон, и уголовщина. Жил там дядя Павлик, у него всё было в наколках: спина, плечи, только на лбу ничего не набито. Мальчишки его рассматривали, как в Эрмитаж ходили.  И он был очень интересный рассказчик. Причем, человек был сдержанный, мягкий, необычный, речь напевная.  Позже я стал понимать, что это - бывший профессиональный уголовник.

Жаргон  я впитал, можно сказать, с молоком матери, потому что моя мама фантастически  владела народным языком! Фольклор, низовая культура, какая-то особая поэтичность -  сумасшедше в ней переплелось. Она  словно наслаждалась, когда сыпала всеми этими поговорками-приговорками. Сейчас подобная речь практически ушла. Так получилось, что я из жизни черпал щедрыми горстями. Но никогда, даже в самом страшном сне, не мог представить, что  буду заниматься уголовной лирикой, историей уголовно-арестантского сообщества.

Но так получилось, что попал в газету "Голос совести" управления исправительно-трудовых учреждений Ростовской области. Та же самая заводская многотиражка с легким экзотическим уклоном -  "кто и как  выполнил план", "кто что нарушил"  или "кому срок сократили за примерное поведение".

Сначала в газете просто "отбывал срок",  домой приходил и уже отрывался: писал стихи, переводил.  Как мне казалось, занимался чем-то серьезным.  В 1987 году я  стал  редактором "Голоса совести".  Выезжал в командировки, писал критические проблемные материалы, как раз началась  "перестройка" - время захвата заложников в тюрьмах и зонах, забастовки, голодовки. И я всегда с удовольствием шел разговаривать.  Помню, как-то сидел с зэками, по кругу чай пили, тут заходит замполит и говорит: "Ты что делаешь?! Ты же представитель управления!"

Я отвечаю: "Вот Федя Седой, у него ходки начались с 35-го года, вот Коля - у него примерно 18 судимостей И я не буду с этими людьми разговаривать? Они мне, например, про сучью войну  рассказывают. Где я ещё такое услышу, это же мастодонты". 

Тогда я и начал  заниматься жаргоном очень серьезно. А жаргон без знания жизни его носителя, особенностей психологии изучать бесполезно. Могу сказать, что подавляющее большинство изданного на эту тему  - полная  профанация, исключая только тексты, которые были изданы самими лагерниками - Снегов, Скачинский, Синявский, Дунский и Фрид и проч.  Большинство словарей доморощенных "филологов" и "лингвистов" никакого отношения к реальному жаргону не имеет, набор всевозможной галиматьи, которая надергана из  словариков для служебного пользования - начиная с дореволюционных.