Газета Троицкий Вариант # 43 (22_08_2009) - [27]

 — столь важные для понимания не только «На дне», но вообще пафоса горьковского творчества, — мои ровесники запомнили с тех пор  — но, правду сказать, как цитату из «На дне», а не как строфу поэта Беранже. Вот и ответ на то, почему книга Дм. Быкова названа «Был ли Горький?».

Для кого как.

Спасение утопающих — дело рук самих утопающих?

Рис. В.Шилова

30 октября 2009 г. в ходе расширенного заседания ученого совета Казанского государственного университета министр образования РФ Андрей Фурсенко ответил на ряд вопросов о ситуации в сфере высшего образования (стенограмма опубликована на сайте информационного агентства «Татар-информ», см.: www.tatar-inform.ru/news/2009/11/02/191643 ). Особого внимания заслуживает ответ министра на вопрос о перспективах повышения зарплат преподавателей и создания условий для спокойной работы в вузах. Некоторые тезисы этого ответа создают устойчивое впечатление, что возглавляемое им министерство последовательно дистанцируется от решения социальных проблем работников высших учебных заведений.

Для представителей руководства страны, Минобрнауки и отдельных вузов уже давно стало правилом в публичных выступлениях и отчетах приводить жизнеутверждающие цифры зарплат некоего абстрактного среднестатистического преподавателя, примерно в полтора-два раза превышающие действительную зарплату типичного доцента с многолетним стажем из провинциального госуниверситета европейской части России.

В тех случаях, когда аудитория подобных выступлений имела возможность участвовать в обсуждениях, неоднократно делались попытки поправить докладчиков (в том числе, насколько известно автору, и лично А.А. Фурсенко); однако реплики о том, что реальные зарплаты существенно отличаются от «средне-официальных», как правило, игнорируются. В Казанском госуниверситете министр образования отнюдь не отошел от этой традиции, заявив, что недовольные своими доходами преподаватели, оказывается, зарабатывают в среднем 15–20 тыс. руб. На самом же деле типичный доцент провинциального госуниверситета европейской части России к началу 2009/2010 г. получал «на руки» чуть более 9 тыс. руб. при нагрузке, порой достигавшей 900 часов в год.

Чем можно объяснить столь явное расхождение «бумажных» среднестатистических зарплат с реальными доходами среднего звена профессорско-преподавательского состава в регионах России? Дело не только и даже не столько в том, что образовательные учреждения и другие инстанции в официальных докладах предпочитают ссылаться на показатели зарплат без учета отнимаемого от них налога. Гораздо более важно то, что показатель «средней зарплаты» в российских условиях не более адекватно отражает действительность, чем «средняя температура по больнице».

В рамках одного и того же вуза взятые в совокупности зарплаты, премии и прочие доходы «средних» квалифицированных преподавателей и представителей высшего менеджмента нередко различаются в десять или даже несколько десятков раз, тогда как в типичном британском университете — лишь примерно в два раза. Гораздо больше «обычного доцента» могут зарабатывать и представители наиболее коммерциализированных факультетов (в частности, экономисты и юристы), а также некоторых университетских служб (юридической, информационно-технической и т.п.). Таким образом, для изучения примера резкого социального расслоения исследователю необязательно ехать в какую-нибудь азиатскую или африканскую страну, достаточно взять в качестве примера типичный региональный российский вуз.

Исходя из этих соображений, можно было бы предложить Министерству образования РФ обязать вузы включить децильный и квинтиль-ный коэффициенты дифференциации доходов в показатели обязательной отчетности и в перечень ключевых критериев, на основании которых определяется место того или иного вуза в официальном рейтинге. Кроме того, данные показатели было бы весьма полезно сделать доступными для открытого ознакомления.

С некоторых пор среди немалой части руководящих работников сферы образования при прямом или опосредованном общении с подчиненными стало модным отнюдь не благодарить их за малооплачиваемый труд при нагрузке, в несколько раз большей, чем в западных университетах (что было более характерным для России 1990-х годов), а обвинять в недостаточно качественной/активной/эффективной работе, косвенно представляя их чуть ли не должниками, не заслуживающими даже своих нынешних зарплат. Поэтому ничуть не удивляют дальнейшие рассуждения министра, из которых фактически следует, что в своих маленьких доходах виноваты, оказывается, сами преподаватели, которые «работать так, чтобы зарплата стала лучше, не хотят».

Вузовским работникам предлагается на досуге более эффективно заниматься научной деятельностью (правда, в очень многих вузах научная активность пока на зарплате преподавателей почему-то никак не отражается. — Авт.) или найти спонсоров в сфере бизнеса. Примечательно, что зачастую невыполнимая миссия поиска «доброго дяди», который должен избавить государство от излишнего бремени оплаты труда преподавателей, возлагается на «самих утопающих», а отнюдь не на высокооплачиваемый вузовский менеджмент, эффективность которого в контексте вопроса о преподавательских зарплатах под сомнение не ставится.