Газета "Своими Именами" №45 от 06.11.2012 - [31]
Они успешно проводят массовую мобилизацию людей и целых народов против системы и её иудейского ядра, превращая в глобальный фактор, тревожащий нашего общего врага…
Если исходить из критической массы соприкасающихся целей и задач, то не было у этих сил (сопротивления) в истекшие 90-е годы ближайшего и лучшего союзника, чем протестный ислам вообще и афганские талибы в частности. И талибы, и родственные им силы востребованы коммунистической борьбой».
Через всю книгу Гурджиева проходят религиозные мотивы: начало порабощения человека человеком он сравнивает с переходом «с языка бога на язык дьявола», «Сталин был политиком от бога, т.е. проводником истины, её посланником, «взрослый мужчина» «должен осуществлять модель бога на земле» и т.д. и т.п.
По–Гурджиеву, «вера в церковь – это религиозность. Быть преданным церкви – помеха антисистемному сопротивлению. Быть преданным богу – помощь. Церковь может быть контрреволюционна, бог – никогда. Акт его творения и есть вселенская революция и т.д. и т.п.»
Особенно удивляет непоследовательность Гурджиева в оценке некоторых сталинских позиций. Так, на стр. 344 Гурджиев повторяет вслед за буржуазными демократами, что по мере строительства социализма «классовая борьба не только не затухает, но в определённые периоды обостряется», приписывая эти слова Сталину.
Однако Иосиф Виссарионович после убийства троцкистами С.М. Кирова говорил вот что: «Надо помнить, что чем безнадёжнее положение врагов, тем охотнее они будут хвататься за крайние средства, как единственные средства обречённых в их борьбе с Советской властью».
И далее на пленуме ЦК ВКП(б) 3-5 марта 1937 г. в докладе «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников» он говорил: «…чем больше будем продвигаться вперёд, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее будут они идти на более острые формы борьбы, тем больше они будут хвататься за самые отчаянные средства борьбы, как последние средства обречённых».
Неверно и представление Гурджиева о «Ленинградском деле», если он трактует его как проявление национализма. В действительности проведённое следствие по «Ленинградскому делу» и делу «Госплана», несмотря на саботаж троцкистских единомышленников в следственных органах и в партийном руководстве, особенно в части установления связей врагов народа с зарубежными разведками, позволило вскрыть новый этап перманентного троцкистско-сионистского заговора.
Внутри страны «ленинградцы» были связаны с «госплановцами», «саковцами (еврейскими националистами)», «врачами-убийцами» и т.д. и т.п., а за рубежом, судя по косвенным уликам (основные следственные материалы были врагами «смазаны» или изъяты), заговорщики выходили на англо-американские силы, готовившие уничтожение Советского Союза, в том числе и с помощью вновь создаваемого агрессивного военно-политического блока, в состав которого должны были войти Югославия, Греция, Турция при участии Италии, других средиземноморских стран и Австрии.
Легковестно и заявление Гурждиева по поводу того, что «мы в предвоенную пору оказались единственной страной, где международный фашизм не имел никакой агентуры в «верхах». Только шизофреник может предположить, что в сталинском Политбюро сидели масоны. Отсутствовал там и тот тип руководителей, которых много лет спустя окрестят агентами влияния Запада».
А как же быть с тем, что члены сталинского Политбюро не оказали умирающему вождю своевременной медицинской помощи, досрочно деля портфели, а сразу же после его смерти отменили его и свои же собственные решения по репрессиям врагов народа – и в первую очередь своим родным и близким?
Процесс реабилитации начали с жён Молотова, Калинина, брата Кагановича, а далее – врачей-убийц, Лозовского (ЕАК), мингрельских националистов, Яковлева Н.Д. (зам. военного министра, маршала артиллерии), Шахурина А.И. (наркома авиации) и т.д. и т. п.
Так когда соратники не двурушничали: при Сталине, поддержав репрессии, или после его убийства, отменив их? А закончили они XX съездом партии, открывшим прямую дорогу к ползучей контрреволюции.
Хотелось бы от сталинца Гурджиева более чёткой позиции по всем затронутым им вопросам. Например, совершенно непонятна такая фраза на стр. 257: «Немцы неизбежно вернутся к идеям реванша и ещё въедут своим неразборчивым кулаком в разъевшиеся хари иудеев, англосаксонов и, как писал поэт, «всяких прочих шведов».
Следуя логике, под всякими «прочими шведами» автор, видимо, имеет ввиду нас, так как немцы, действительно ведомые и финансируемые преимущественно сионистскими силами и сионистским капиталом, потерпели поражение от нас, русских. Значит и их реванш, и их кулак предназначен нам?
Сложно это понять, но недаром говорится, что восток – дело тонкое. А автор явно тяготеет к исламизму и востоку. Неспроста он приводит изречение Али ибн Аби Талиба (602-661 гг.), одного из четырёх вошедших в историю праведных халифов: «Одни знают и знают, что знают; это умницы, можете находиться рядом с ними. Третьи не знают, и знают, что не знают; это идущие, ведите их за собой. Четвертые не знают, и не знают, что не знают; это невежды, подите от них прочь. Другие знают, но не знают, что знают; это провидцы, ступайте за ними».
