Газета "Своими Именами" №4 от 22.01.2013 - [25]

И вот ещё что страшно. Что созданная Сталиным система доносов, когда «стучать» на своих соседей, товарищей по работе, даже на своих родителей в СССР считалось делом доблести и геройства. Воспитанные в те времена люди и сегодня никак не могут избавиться от этой привычки: писать письма в партком, начальству. Не понравилась публикация – сразу письмо, нет, не его автору, а… губернатору! Вы можете себе представить, чтобы житель, скажем, Парижа, написал письмо его мэру, жалуясь на статью в газете «Фигаро»? Конечно, не можете. А вот у нас пишут! При товарище Сталине начали и строчат до сих пор! Привычка к доносам «в инстанции», к письмам в «партком» не умирает и десятки лет спустя не только после смерти диктатора, но и краха всего созданного им СССР. Вот это, наверное, и есть самый страшный урок, который дал нам Сталин, – разложение души народа. До сих пор рана не заживает.

Владимир МАЛЫШЕВ

От редакции. Нет сомнения, что статейка Малышева больно ранила каждого читателя нашей газеты – прежде всего своей наглой лживостью. Но стоит ли «колотить», как предлагает товарищ Локшин, жалкого продажного писаку, который уже этим себя наказал?!

Ленин и Сталин своими праведными жизнями, своим беззаветным служением людям-труженикам слишком колют глаза отечественным и забугорным кровососам, чтобы они перестали поливать их грязью с помощью подобных писак. Но имена вождей останутся сиять в веках, а о Малышеве забудут к четвергу, о Солженицине – чуть позже.

ИСТОРИЯ

ПОТОМСТВУ В ПРИМЕР

(Окончание. Начало в №1-2)

Из штаба флота получено радио, что ожидается бегство немцев из Данцига и Кенигсберга, что лодке атаковать прежде всего крупные боевые корабли и транспорты врага.

Продолжая патрулирование в перископном положении (днем) и в надводном (ночью), командир принимает решение войти в Данцигскую бухту с расчетом 31 января быть там рано утром и «наделать там шороху». Тщательно обсудив обстановку со своим старшим помощником Л.П. Ефременковым, штурманом Н.Я. Редкобородовым, инженером-механиком Я. С. Коваленко, командир приказал начать движение к входу в бухту.

Естественно, прежде чем входить в бухту, надо сделать подзарядку аккумуляторных батарей. Всплыли в надводное положение, начали подзарядку. Море продолжало изрядно штормить. Еще одна радиограмма с ГКП: «Командирам подводных лодок в море. Быстрое продвижение Красной Армии, имеющее одним из операционных направлений Данциг, заставляет противника в ближайшие дни начать эвакуацию района Кенигсберга. В связи с этим надо ждать резкого усиления движения транспортов в районе Данцигской бухты...»

Шторм 6 баллов, периодические снежные заряды. Полная темнота, изредка сквозь тучи выглядывает луна, температура -17°С.

Неожиданно появились вспышки маяка Рикстефт, давно уже не включаемого (у входа в бухту). Заработал маяк — в порт входят или выходят из него суда. Сигнальщик доложил о появлении нескольких тусклых точек неярких огоньков со стороны бухты. Срочно погрузившись и ведя наблюдение, убедились, что из бухты выходил громадный транспорт в охранении эсминца и тральщика. Корабли охранения шли с правой стороны транспорта, прикрывая его с открытой части моря. При этом, полагая, что более безопасно идти вдоль берега, где небольшие глубины, не позволяющие плавать подводным лодкам, да и в случае необходимости могут помочь береговые артиллерийские батареи и авиация, капитан «Вильгельма Густлофа» именно там проложил курс. Конечно, курс этот часто приходится менять из-за разного рода банок, мысов, отмелей, но для одиночного судна и опытного капитана это не проблема (другое дело — конвой в несколько судов).

Ни капитану, ни его помощникам, ни командиру конвоя и во сне не могло присниться, что советская подводная лодка выйдет в атаку именно со стороны берега, из района исключительно опасного в навигационном отношении и благоприятного для постановки противолодочных магнитных мин. А командир советской лодки именно так и поступил.

Убедившись, что цель идет на большой скорости, чтобы выйти в торпедную атаку, командир принимает решение идти в надводном положении полным ходом, рискуя быть обнаруженным. Так и случилось. Лодка с транспорта была обнаружена. Тут же с «Вильгельма Густлофа» замелькал свет сигнального прожектора. Запрашивали: «Кто такой?». Командир дает приказание сигнальщику ответить, назвав первые пришедшие на ум три буквы (кое-кто из ветеранов «С-13» утверждал, что Маринеско приказал сигнальщику Ивану Антипову, опытному моряку и бойцу, успевшему повоевать и на суше (под Ригой и Либавой), отстучать на запрос любым словом, и Антипов послал в ответ какое-то матерное слово). С лайнера — длинное «тире», что означает: «Понял». Там поняли, что никого другого, кроме своего тральщика «TF-18», идущего с левого борта в снежном заряде, быть не может, и успокоились.

А на лодке царило громадное напряжение. Чтобы обогнать лайнер и занять позицию для производства торпедного залпа, нужно было выжать из дизелей всё, «что можно и чего нельзя». Погоня длилась более часа. Всё это время дизели работали на предельных оборотах, дав возможность развить скорость более 19 узлов. Конечно, риск был огромный, но командир надеялся на своих подчиненных, а они надеялись на него и верили ему.