Газета "Своими Именами" №22 от 28.05.2013 - [38]

Что касается меня, более на спектакль по пьесе С. Лобозёрова не пойду, даже если даром. С меня хватит! Как хотите, а он для меня ренегат, занимающий людей надуманными проблемами. Можно ли заявлять, что наше благополучие зависит от того, насколько честными будут провинциальные интеллигенты, когда речь идёт о жизни и смерти? Пьесы Лобозёрова убаюкивают обывателей, отводя глаза от истинных проблем. Не потому ли и востребованы двумястами театрами? 

Но, может быть, нам не повезло с Лобозёровым? Не бог весть какие  специалисты, коль посещаем театр раз в год по праздникам. Но вот мнение специалиста, Марии Дубновой («Знамя», 2003, №2), уж она-то, наверное, просмотрела все пьесы, какие сумела: «Интересно, кого постсоветская драматургия сделала своим центральным персонажем? Во-первых, главный герой совсем не богат. Во-вторых, не нашёл себя в новой социальной обстановке: либо не работает, либо вынужден ради заработка спуститься на несколько ступеней по социальной лестнице, либо вовсе занимается не своим делом. Астроном Костя работает собачьим парикмахером, высококлассный филолог, доктор наук Виктория стала синхронистом и занимается репетиторством с новой русской (А. Галин «Сирена и Виктория»), Никита Бардин – пациент психиатрической клиники (В. Мережко «Женский стол в «охотничьем зале»), Тимофей сломал обе ноги и всю пьесу лежит в кровати (С. Лобозёров «Семейный портрет с посторонним»), уволенная учительница Вера целыми днями таскается по судам (Н. Птушкина «Приходи и уводи»), Ольга признана больной и не работает (Н. Коляда «Мурлин Мурло»). В-третьих, почти все – люди немолодые, пенсионеры или предпенсионного возраста.

О главных героях российских пьес девяностых можно сказать: они - бывшие. Социологи называют таких людей «новыми бедными» или «новыми маргиналами».

Судя по пьесе, которую мы увидели, театральная история продолжилась в том же виде и в двухтысячные. Вот только непонятно, о каком празднике речь идёт? В рецензиях на работы Лобозёрова, поставленные в различных театрах, упорно говорится о празднике!

А конкретно, в применении к этой пьесе, о чём речь? Бабка, тёща, обратила внимание на то, что от соседей постоянно доносится музыка. Мол, в ста шагах от праздника, а ни сном, ни духом не знаем, что празднуют, и не интересуемся! Наверное, автор вкладывал в название какой-то потаённый смысл. Но нет смысла, и это – не смысл! Кому не хочется праздника?

«Пьеса добрая и сердечная. Автор любит своих героев, сочувствует им, верит в то доброе, что есть в их душах. Среди суеты и жизненной суматохи их застигают раздумья о смысле жизни и ценности человеческой личности. Им так хочется праздника, другой, лучшей доли, внимания к себе» («Арт-Орёл», «О семейном портрете с посторонним»).

Нам тоже хочется. Но надо же для этого что-то делать, а не призывать к самосовершенствованию, не успокаивать публику, что если каждый будет честен, мир преобразится. Не к тем обращён призыв. Усовестили бы других, кто ободрал народ как липку!

Допускаю, что публика аплодировала не столько пьесе, сколько любимым артистам, но не могу понять, как они заслужили  любовь на таком репертуаре? Неужели им самим нравится играть бывших?

Горький из ночлежки  («На дне») взывал: «Человек – это звучит гордо!». А как звучат «бывшие»? Кто-то скажет - и я «бывший»! Да, я - бывший оборонщик и снарядник, но не бывший советский человек. Этим званием горжусь и с ним не расстанусь. Дождёмся  ли  когда-нибудь, что и о нас вспомнит театр?    

Впрочем, и Лобозёров, кажется, начал размышлять о том. Пишут, будто пять лет  был в творческом простое, строил храм на станции Посольской Кабанского района, где проживает. Наконец, сочинил пьесу «Вечерний звон». И вот как отзывается о ней «Центральная Газета», еженедельник Республики Бурятия: «Создаётся ощущение, что автору не хватило времени отшлифовать пьесу. Пожалуй, он уж слишком назидателен и декларативен…». Надо же, впервые за многие годы Лобозёрова начали ругать со страниц официоза. Вдруг и впрямь самому надоело мелкотемье? Да вряд ли  далеко ушёл с привычной стези. Просто «демократы» нежно поправляют драматурга: жаль терять проверенного временем «пропагандиста и агитатора» за тихую жизнь, не мешающую сильным мира сего обирать не вписавшихся в рыночное общество.

Ну и как же без выводов? Конечно, из всех искусств по-прежнему важнейшее - кино, пусть и в его телевизионной ипостаси. Но и театр власть не забывает. Прошли времена Станиславского, Немировича-Данченко, Вахтангова, Чехова и Горького, когда театр стремился быть во главе бунтующих масс, когда с его подмостков взлетали «чайки» и «буревестники».

Сегодня театр – болото. Нет более верного прислужника у власти. Измельчали артисты: об «Оптимистических трагедиях» и речи нет. Проповедуют тихое угасание! Где Коонены и Черкасовы? Может, они и есть, да играть нечего. Цензура, которой вроде бы не существует, не пропустит ни «чаек», ни «буревестников»!

* * *

Скажу ребятам, чтобы больше не покупали билетов. Делать там нечего, не для нас, одно расстройство! Растрата денег, которые у них не лишние.