Газета "Своими Именами" №17 от 24.04.2012 - [22]

Артиллеристы рассказали, что ведро провисело на дереве несколько дней, и пеструшки свили в нём гнездо. Люди не тронули гнезда, а заботливо вставили распорки. Теперь в этом необыкновенном гнезде были уже птенцы. Их кормили самец и самка.

— Она у нас смелая, чуть не на голову садится, — сказал мне офицер-артиллерист…

Скоро наметился прорыв обороны немцев на болоте у села Остров Юрьев. Я должен был срочно двинуться туда. Мы поручили оставшимся в тылу охранять брезентовое ведро с гнездом мухоловок…»

Через несколько дней после этой записи, 20 июля 1944 года, капитан Гончаров был сражён осколком вражеской мины на огневой позиции своего дивизиона. Похоронен в деревне Швабишки в восьми километрах восточнее польского города Алитус, вблизи селения Олава.

Зачем? Ради чего? А чтоб, знаете ли, ельциноидная демократия имела полное право подсовывать тем же телезрителям красавицу-резвушку Новодворскую с клиническим верещанием: «Русский фашизм — это не надуманное явление, он укоренён в сознании населения». Чтоб другой любимец властей, «вор в законе» Альфред Кох не сидел на нарах, а продолжал внаглую, беспрепятственно обгаживать Россию: «Я думаю, для того, чтобы отобрать у нас атомное оружие, достаточно парашютно-десантной дивизии. Однажды высадить и забрать все эти ракеты к чёртовой матери. Россия никому не нужна (смеётся)… Я не понимаю, чего такого особого в России?»

Представляю, как мог бы ответить ему тунгус Семён Данилович Номоконов, знаменитейший снайпер, уничтоживший целый батальон врагов, если бы вдруг спутал «нашего» немца Коха с фашистом Кохом…

Недаром Лебедев-Кумач посвятил

С.Д. Номоконову такие строки:

Как мастер снайперской науки,

Фашистской нечисти гроза,

Какие золотые руки,

Какие острые глаза!

Он сочетает и уменье,

И выдержку большевика.

Он бьёт — и насмерть поражает,

И, помня Родины приказ, —

Он славный счёт свой умножает

И неустанно приближает

Победы нашей славный час.

Из дневника опять же «безнравственной, бездуховной» молоденькой москвички Жени Рудневой, которая в начале Великой Отечественной пошла учиться «на штурмана», чтоб летать на У-2:

«18 января 1938 г.

За что ценит людей Островский? Он ценит человека за его мужество, за безграничную выносливость, за то, что он умеет перенести страдания, не показывая их всем и каждому. Я за этот тип революционера, для которого личное ничто в сравнении с общим. Я — тоже. Чудесная книга!»

«5 октября 1938 г.

Тоска берёт, когда слушаешь радио или читаешь о мюнхенской конференции Германии и Италии с Англией и Францией. Чехословакию подло предали, её уже делят…

Болит правая рука — это я так усердно метала гранаты, не добрасываю сантиметров 30 до 24 метров.»

«10 марта 1939 г.

…Ведь сейчас у нас в Союзе происходит знаменательное событие: с 10 марта в Кремлёвском дворце происходит XVIII съезд партии большевиков. Во всей стране подъём, но что делается за границей?! В Испании — мерзкое предательство: Миаха оказался Иудой, республиканской Испании фактически уже нет. Чехословакия проглочена Германией, скоро это же будет с Румынией… А всё при помощи «демократов» — Англии и Франции. Мерзко!»

«19 октября 1942 г.

…Летаю штурманом на самолёте, сбрасываю на врага бомбы разного калибра, и чем крупнее, тем больше удовлетворения получаю, особенно если хороший взрыв или пожар получится в результате. Свою первую бомбу я обещала им за университет — ведь бомба попала в здание мехмата прошлой зимой… Мой счёт ещё не окончен. На сегодня у меня 225 боевых вылетов. И я не хвалиться хочу, а просто сообщаю, что честь университета я поддерживаю — меня наградили орденом Красной Звезды… А сегодня я буду бить и за Пулково — за поруганную науку» (Из письма профессору С.И. Блажко).

«17 августа 1943 г.

Я окончила Олдингтона «Все люди враги». Автор вместе с Кларендоном совершает много ошибок, взгляд у него на жизнь — далеко не жизненный и сам он, как человек умный, понимает обречённость своих теорий. Но эта книга волнует…»

«5 февраля 1944 г.

Где-то ты сейчас, мой далёкий иранец?.. Я уже сделала карту боевого пути. Пишу «Двухлетие»:

А ведь жить так хочется, родная,

И в огне так хочется любить…»

«17 марта 1944 г.

…Передовая… Если не нагнуться в траншее, сейчас же свистят пули снайперов. Землянка командира взвода, лейтенанта: маленькая, тёмная, с голыми нарами, у входа следы недавнего попадания снаряда.

…Думаю о тебе, Славик.»

«27 марта 1944 г.

У нас в полку тяжёлые дни. Завтра будем хоронить Володину и Бондареву. Разбитый в щепки самолёт крестьянин обнаружил в плавнях у Черноерковской 10 марта. Их выкопали и привезли сюда на санитарном самолёте. Тягостное чувство. …Прочла Льва Кассиля «Есть такие люди». Понравился первый рассказ «Нелюдимо наше море…» о капитане Батыгине и его жене».

В ночь на 9 апреля 1944 года Женя Руднева, молодая коммунистка, погибла.

…Нас, «совков», учили делиться знаниями. Делюсь и сообщаю всем летающим в облаках «элитарной» вседозволенности: нелюбимое, презираемое вами «быдло» удостоило вас прижизненного звания. Извиняюсь, но звучит оно так: «богоизбранцы-зас..цы». Вероятно, первой услыхала эту оценку своей сущности Л. Улицкая, именуемая во имя рыночно-спекулятивных профитов «русской писательницей». То-то жалобно вскричала там, на сахаровском болоте: «Я боюсь народа!»