Газета "Своими Именами" №12 от 09.11.2010 - [39]

Земную жизнь пройдя до половины,

Я оказался в сумрачном лесу...

И тут начинается главное. Строки эти привели в ужас тринадцатилетнего балбеса: «Я испуганно вздрогнул и осторожно огляделся – не слышит ли кто-нибудь эти идеологически вредные стихи, за которые, если бы они были написаны мной, меня могли бы исключить из советских (?) пионеров. Ведь мои оба дедушки давно были арестованы как враги народа»...

Интересное признание. А ведь всю советскую жизнь молчал о любимых дедушках, как могила. И что же с дедушками? Неужели на допросах они не заявили, что их внук – будет певец Ленина и Сталина, другом Брежнева и Андропова, и вообще – бесстрашным борцом за коммунизм? Дожил ли хоть один из дедов до всемирного громыхания внука?

Новый приступ мазохизма

Но читаем с редким наслажденим дальше: «Я был воспитан в супероптимистическом духе, и всё мое существо должно было восстать от возмущения, как может какой-то непозволительно сумрачный лес даже временно загораживать светлую дорогу к коммунизму!» Ему было бы по душе что-то вроде такого:

Земную жизнь пройдя до половины,

Я оказался в яблочном саду...

Вы помните, как на встрече в Кремле Евтушенко готов был набить морду самому себе? Здесь – новый приступ мазохизма. Ну в самом деле, это же поклёп на самого себя. Не мог быть таким балбесом ученик 6-7 класса. Не мог он, встретив, допустим, строки Пушкина

Дар напрасный, дар случайный,

Жизнь, зачем ты мне дана? -

восстать от возмущения: «Как зачем? Для построения коммунизма!»

Не мог, прочитав у Лермонтова «Уж не жду от жизни ничего я», возопить: «Идеологическая диверсия против марксизма!»

Но не это главное, а то, что старичок-киберничок уверенно сказал:

- Ты бы понравился Данте!

Чем? Да, конечно, прежде всего своей застенчивостью.

А написано всё это для того, чтобы показать, как «теплые тени итальянского Renessansa спасали жертв сталинского Аrrеstansa». То есть перед нами попытка вовлечь в свои антисоветские игры и Данте, и Петрарку, и Боккаччо. Отменно. До этого даже Новодворская не додумалась. Однако нельзя не заметить, что оба приведенных здесь иностранных слова написаны неграмотно. В самом деле, например, очень обрусевшее слов «арест» французского происхождения, но ни по-французски, ни по-русски оно не пишется через два «р». И «ренессанс» французское слово и пишется по-французски так: «Renaissance». Я извиняюсь, конечно, перед любимцем Данте.

Цепкая мудрость поэта

А затронутая выше тема переодеваний Евтушенко необъятна, но, может быть, особенно впечатляюще является из сопоставления двух его книг - «Точка опоры», вышедшей ещё в Советское время, в 1981 году, и «Политика - привилегия всех», выскочившая в 1991 году как раз к разгару контрреволюции.

В первой собраны литературные портреты многих уже умерших поэтов и тогда живых: Блок, Маяковский. Есенин, Смеляков, Твардовский, Мартынов, Кедрин, «большой поэт Степан Щипачёв». Среди такого обилия не оказалось Пастернака. Это как же? Ведь объявлял его «самым знаменитым русским поэтом ХХ века», а роман «Доктор Живаго» - «самым знаменитым романом» того же ХХ века, даже не русским, а всемирным. И вот те на! Ну какая застенчивость. Казалось бы, чего стеснятся-то? Ведь уже больше двадцати лет, как Пастернак умер. И побольше ведь он, чем «большой поэт Щипачёв». Ан нетушки! А что скажут в ЦК?

Но сопоставим книги. В первой – 27 портретов автора, во второй – 53. Среди них и такая, где поэт в джунглях Амазонки схватился с гигантской анакондой, голову которой держит змеелов. В первой автор фигурировал на фотографиях в обществе то Щипачёва, то Смелякова, то Мартынова – своих лучших друзей, теперь их нет, а появились Антокольский, Окуджава, Высоцкий. А Щипачёв уже не «большой поэт», а «небольшой поэт, но большой человек».

Дальше. Там были любимые писатели Хикмет и Распутин, теперь они отставлены, их заменили любимые американские писатели – Миллер и Апкайк. Был наш композитор Эдуард Колмановский, с которым Евтушенко сочинял совсем неплохие песни, здесь американский композитор Пол Винтер, с которым Евтушенко ничего не писал. Наконец, там – коммунисты Фидель Кастро и Луис Корвалан, здесь – антикоммунисты Ричард Никсон и Генри Киссинджер.

Кроме того, в первой книге поэт являлся нам в обществе рабочих - и советских, и американских, теперь все представители советского рабочего класса, те самые «передовики сельского хозяйства и социдустрии», изгнаны, забыты, а американские приумножены. Да, были раньше строители Колымской ГЭС, магнитогорские металлурги, портовики Лены – теперь они поэту не нужны. Странно? Ничуть. Это и есть та «цепкая мудрость», которой восхищался поэт: он уже тогда готовил свою передислокацию в Оклахому. Ну как при всём этом мог Медведев не дать ему премию! Скоро и орден даст, как Чубайсу.

В.С. БУШИН

«Хотим ли мы, русские, новой войны?» -

Нелепый вопрос задал модный поэт,

Как клоп присосавшийся к телу страны,

И сам же ответил: «Конечно же, нет!».

И вроде бы верно ответил, впопад

С желаньем, кто был или нет на войне,

Березок, прикрывших останки солдат,

И мирной над ширью полей тишине.

Да только не видел поэт, не хотел,