Газета "Своими Именами" №1-2 от 01.01.2013 - [38]

Не ждали?

19 июня в 10.45 генерал-лейтенант Конев, назначенный командующим формирующейся 19-й армии, отправляет телеграмму на имя наркома обороны: «Прошу разрешения на 3–5 дней выехать в Ростов-на-Дону для решения неотложных вопросов по делам округа». Маршал Тимошенко то ли задумался, то ли был занят множеством более срочных дел, но ответил он Коневу лишь вечером следующего дня. В 19.57 20 июня в Черкассы уходит шифротелеграмма: «Выезд в Ростов-на-Дону на 3–5 дней разрешаю. Тимошенко».

От Черкасс на Днепре до Ростова-на-Дону 650 километров по прямой. Не в соседнюю деревню за парным молочком съездить. По меньшей мере до 24 июня армия Резерва ГК останется без командующего – но в 8 часов вечера 20 июня нарком обороны Тимошенко не видит причин для того, чтобы эту поездку отменить. Даже если бы документ такого рода был одним-единственным, на него стоило обратить особое внимание. Но он далеко не один.

Пятница, 20 июня 1941 года. Поздним вечером, в 23.25 заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант Соколовский телеграфирует командующему ОдВО: «По агентурным данным, германский штаб авиации усиленно интересуется расположением штабов бронетанковых частей в Кишиневе...» Какой же вывод сделан на основе такихданных? «Предполагается, что замышляется какая-то диверсия. Начальник ГШ приказал предупредить вас об этом».

Суббота, 21 июня 1941 года. Ранним утром, в 3 часа 20 минут в Генеральный штаб поступает телеграмма от начальника штаба Западного ОВО. Генерал-майор Климовских (ровно через месяц его расстреляют «за преступную бездеятельность, трусость и паникёрство») сообщает: «По докладу командующего 3-й Армией, проволочные заграждения вдоль границы у дороги Августов, Сейны, бывшие ещё днем, к вечеру сняты. В этом районе в лесу будто бы слышен шум наземных моторов...» На документе резолюция Ватутина: «т. Маландину. 1) Немедленно доложить донесение правительству. 2) Отдельно тов. Вышинскому». И это – всё. Теперь правительство, которое возглавлял человек, не имевший ни военного, ни даже среднего школьного образования, должно объяснить генералам и маршалам – что означают снятая проволока и рёв танковых моторов по другую сторону границы…**

21 июня в 13.25 командующий войсками Одесского ВО генерал-полковник Черевиченко шлёт телеграмму наркому обороны. И снова в центре внимания – проволока: «В связи с напряжённой обстановкой на границе прошу Вашего разрешения на использование колючей проволоки по реке Прут для прикрытия отдельных наиболее важных направлений…» Резолюции на документе нет, было ли дано такое разрешение – непонятно, но заслуживает внимания уже то, что очевидное и едва ли не запоздалое решение нельзя принять без согласования «на самом верху».

21 июня, 18.48 московского времени. До начала вторжения остаются считаные часы. Генерал-лейтенант Соколовский отправляет телеграммы в ЗапОВО и ПрибОВО: «Начальник Генштаба приказал допустить представителей Госконтроля т.т. Пономарёва, Козаманова, Леонтьева к проверке строительства УР, не затрагивая оперативно-тактическую сторону вопроса». Нет, кто бы спорил, учёт и контроль – дело архиважное, надо проверить правильность составления смет, проследить, чтобы ни один мешок народного цемента не ушёл «налево»… В тот же день, 21 июня заместитель наркома обороны маршал Шапошников направляет телеграмму командующему войсками ЛВО генерал-лейтенанту Попову. О чём? Об использовании трофейной колючей проволоки с финских оборонительных сооружений линии Маннергейма. И это дело нужное – но неужели у человека, которого принято считать «главным военным советником» Сталина, 21 июня не было других забот?

Мне удалось обнаружить ровно два документа, направленных из Москвы в приграничные округа, содержание которых можно (при желании) интерпретировать как предупреждение о близящемся нападении немцев. 22 июня в 4.15 Ватутин отправляет телеграмму командующему войсками Киевского ОВО: «4-й ПТАБР провести рекогносцировку против рубежей Хотин, Проскуров, Могилев-Подольский, Немиров. Бригаду иметь в полной готовности для занятия рубежей обороны на направлении Новая Ужица, Липканы». Не говоря уже о том, что в 4.15 предупреждать стало поздно, сам выбор рубежей обороны свидетельствует о вопиющем незнании планов противника: в направлении Липканы, Новая Ужица (а это южная «впадина» Львовского выступа) никаких немецких танков не было вовсе, да и пехота вермахта начала там наступление лишь в июле 41-го.

Второй документ – это пять телеграмм идентичного содержания, направленных в приграничные округа: «Немедленно назначить военных представителей на узлы связи НКС (Наркомат связи) по два человека с непрерывным дежурством на узлах в пунктах (далее идёт перечень из двух десятков городов и поселков по каждому округу с припиской «и другие узлы по мере потребности округа»). Задачи представителей: обеспечение бесперебойной работы узла связи, обеспечение своевременного прохождения донесений «Воздух» через всю систему узла связи…» Телеграммы были отправлены в период с 3.15 до 3.50 22 июня (понять, в каком часу они поступили в шифровальный отдел Генштаба, трудно – на бланке много исправлений разными чернилами). С учётом времени, потребного на дешифровку достаточно длинного текста, телеграммы эти легли на стол командующих округов в тот момент, когда с «воздуха» уже посыпались бомбы…