Гавайи: Миссионеры - [58]

– Это очень хороший корабль. Я куплю его для Маламы, Алии Нуи, а вы, капитан Джандерс, будете им командовать.

Когда Кеоки перевел речь отца, Джандерс не рассмеялся, а серьезно глядя в глаза Келоло, глубокомысленно покачал головой:

– Спроси отца, сколько сандалового дерева он сможет дать за этот корабль.

– Свое сандаловое дерево я очень берегу, – осторожно начал Келоло. – Но в горах Мауи его очень много, и я смогу до быть сколько надо.

– Скажи ему так: будет сандаловое дерево – будет ему корабль.

Услышав перевод, Келоло принялся чисто по-американски трясти руку капитану, но тот предупредил:

– Объясни ему, что сразу "Фетиду" он не получит. Сначала я должен отвезти на ней сандаловое дерево в Кантон, загрузить корабль китайскими товарами, которые будут принадлежать мне, и которые я смогу продавать. Тогда бриг будет принадлежать ему.

– Это разумное решение, – кивнул Келоло и в третий раз протянул капитану руку в знак заключения сделки. На этот раз Джандерс с удовольствием ответил на рукопожатие, и по вернулся к помощнику:

– Мистер Коллинз, составьте договор по всей форме в трех экземплярах. Оговорите, что мы продаем "Фетиду" под полную загрузку сандалом сейчас, плюс такое же количество сандалового дерева по возвращении из Китая. Когда условия сделки были переведены, и Келоло величественным кивком подтвердил свое согласие, Коллинз шепнул капитану:

– Ведь это же чертова пропасть сандала! На что Джандерс ответил:

– Так ведь и корабль – что надо! Сделка честная.

Пока огромный вождь занимался заключением сделки, у Эбнера появилась возможность разглядеть его поближе. Его внимание сразу привлек символ власти, который Келоло носил на шее. С очень толстого темного ожерелья, свитого, скорее всего, из волокон какого-то растения, свисал предмет удивительной формы, похожий на слоновую кость. Он имел примерно пять дюймов в длину и полтора в ширину, но самым замечательным в нем было то, что кончик его изгибался вперед и вверх, так что весь предмет напоминал древнее тесло, которым обрабатывали древесину.

– Что это? – шепотом поинтересовался Эбнер у Кеоки.

– Знак алии.

– Из чего он сделан?

– Это китовый зуб.

– Наверное, он очень тяжелый, чтобы носить его на шее, – высказал свое предположение Эбнер, и в ту же секунду, ничуть не смущаясь, Кеоки взял ладонь миссионера и просунул её под зуб, чтобы священник сам мог почувствовать вес этого удиви тельного предмета.

– В старые времена, – рассмеялся Кеоки, – вас бы убили за то, что вы посмели прикоснуться к алии. Но вес моего отца ничуть не беспокоит, добавил он, – ведь символ власти держится на ожерелье из человеческих волос.

– Правда? – чуть не задохнулся Эбнер, и снова Кеоки пришлось подсовывать руку миссионера под ожерелье, чтобы тот сам потрогал его. Потом молодой человек объяснил, что это ожерелье было сплетено из двух тысяч косичек, каждая из которых была сделана из восьмидесяти волосинок.

– Получается, что общая длина волос составляет… – начал подсчитывать Эбнер. – Нет, это что-то невероятное.

– И все волосы взяты с голов друзей, – с гордостью отметил Кеоки.

Прежде чем Эбнер успел прокомментировать этот варварский обычай, у борта "Фетиды" вспыхнуло невероятное оживление, и все миссионеры бросились туда, чтобы стать свидетелями необычного зрелища. С грот-мачты были спущены два толстенных каната к лодке, в которой до сих пор находилась Малама, Алии Нуи. Концы канатов были прикреплены к широкой прочной ленте из парусины. Такое приспособление обычно подводят под брюхо коровы или лошади, которых надо переправить на палубу корабля. Сегодня эта парусиновая люлька использовалась для другой цели: в неё слуги Маламы осторожно укладывали свою почитаемую повелительницу. При этом руки и ноги женщины свисали вниз с парусины, что делало её положение более-менее надежным, а её громадный подбородок устроился на узле каната, который не давал парусине вырваться.

– Она уже готова? – заботливо поинтересовался капитан Джандерс.

– Все в полном порядке! – отрапортовал один из матросов.

– Только не уроните её! – предупредил капитан. – Иначе живыми нам отсюда не убраться.

– Аккуратней! Аккуратней! – подбадривали себя матросы, работающие с канатами, и очень скоро гигантская Алии Нуи поднялась на уровень перил. Как только её большие темные глаза, полные детского любопытства, смогли заглянуть за перила, пока подбородок все так же продолжал упираться в край парусины, а распластанное тело нежилось в люльке, она широким жестом правой руки добродушно поприветствовала собравшихся, после чего снизошла до того, что позволила себе искренне улыбнуться.

– Алоха! Алоха! Алоха! – трижды повторила она мягким тихим голосом, в то время как её взгляд перемещался по веренице одетых в черные фраки миссионеров. Однако самые искренние и теплые приветствия достались худеньким, но все же привлекательным молодым женщинам, скромно стоявшим позади мужей. Потребовалось бы, наверное, четыре Аманды Уиппл, чтобы сравниться по объему с этой величественной женщиной, возлежащей в парусиновой люльке: – Алоха! Алоха! – продолжала она, раскачиваясь перед женщинами.

– Ради всего святого! – выкрикнул капитан Джандерс. – Только не торопитесь! Аккуратней! Ещё аккуратней!