Гаури - [51]

— Неужели ты можешь с холодным сердцем глядеть на слезы Гаури? — спросил Рафик.

— Меня пугает осуждение старших, дядя Рафик, — ответил Панчи.

— Но ведь вопрос в том, справедливо или нет то, что они говорят.

Панчи снова умолк, но все же почувствовал себя немного увереннее.

Стены амбара озарились светом — солнце уже взошло. Рафик поднялся с постели Панчи.

— Нельзя потушить огонь маслом, сынок, — сказал он перед тем, как уйти, — и, может, мои слова пройдут для тебя даром. Но тогда уж не говори мне, что я не предупреждал тебя.

— Если б ты подмешал хоть немного сахару к этому маслу, мне было бы легче его проглотить, — сказал Панчи.

Когда Гаури кончила обтирать его и выжала полотенце, ему захотелось, чтобы она осталась с ним. Она уже хотела было идти, как он схватил ее за руку и привлек к себе.

— Не надо! — сказала она, стыдясь его заигрывания при дневном свете и опасаясь, что кто-нибудь может прийти. И действительно, в этот момент кто-то вошел во двор.

За мягким шумом шагов послышался знакомый голос Кесаро:

— Панчи, сынок, где ты?

Гаури, словно изваяние, застыла на месте и затаила дыхание. Рука ее все еще была в руке Панчи.

Панчи сел на кровати и крикнул:

— Пошла вон, тетушка, уходи и не показывай мне больше своего черного лица!

— Ай-ай-ай, сынок. Что ты говоришь?

— Ступай к дьяволу! Не смей больше разваливать мою семью!

— Да ты что, сынок!

Панчи выскочил из постели.

— Я вышвырну тебя вон, если ты не уйдешь по своей воле! — пронзительно закричал он.

— Глядите, люди, что творится на белом свете! — завопила Кесаро, пускаясь наутек.

— Прочь, ведьма! Ты норовишь все обрызгать ядом!

Но она уже выскочила на улицу, вопя и колотя себя кулаками в грудь.

— Поглядите, люди, что эта ведьма сделала с ним! — кричала она. — Это колдовство! Потаскуха вернулась из Хошиарпура! Глядите, люди!

В этот день Панчи чувствовал себя настолько уверенным, что решился сходить в деревню к кузнецу Джхалле за лемехом, который он просил наточить к осенней вспашке — она должна была начаться примерно через месяц, после уборки летнего урожая. И все же страх овладевал им при мысли об утреннем визите тетки Кесаро и том шуме, который она подняла, когда он прогнал ее. Да и Ракхи, наверное, уже разболтала по всей деревне, как он защищал перед ней свою жену…

Погруженный в раздумье, он шел по улице, как вдруг на террасе дома продавца жареного гороха Чанду увидел Ракхи и жену хозяина — Хиро, которая сидела за прялкой. При виде его они отвели глаза, и он прошел мимо, сделав вид» что не замечает их.

Лишь пройдя несколько шагов, он невольно оглянулся и замедлил шаг, словно хотел послушать, о чем они говорят.

Теперь они смотрели в его сторону — Ракхи со злобой, а Хиро с ненасытным любопытством в широко раскрытых выпученных глазах — и о чем-то шептались между собой.

— Почему вы не скажете все вслух, ведьмы! — закричал он. — Почему не выльете свой яд прямо на меня?!

— Пошел прочь, пакостник! — крикнула Ракхи. — Иди приголубь свою потаскуху-жену!

— Бесстыдник! — прохрипела Хиро.

Злые голоса старух привлекли внимание детей, которые сидели перед соседним домом в ожидании, когда Чанду начнет жарить горох в своей печи, стоявшей в черной, закопченной яме. Приведенный в замешательство Панчи повернулся и зашагал прочь. Мальчишки засвистели ему вслед. Панчи затравленно озирался по сторонам и, видя, как люди, заслышав шум на улице, выбегают к дверям домов, испытывал бешеное желание избить их всех за то, что они так мучают его.

— О всевышний! — невольно взмолился он и резко ускорил шаг, чтобы быстрее уйти с этой узкой улочки, от ее пронзительных недремлющих глаз. Солнце палило нещадно, и ему казалось, что он вот-вот свалится от слабости и боли в голове.

Когда он вышел на базарную площадь, самообладание вернулось к нему. Он откашлялся и, подняв голову, решительно зашагал вперед.

— Эй, Панчи, братец, погоди минутку, зайди отведать горячего молока со сладостями! — позвал его кондитер Дула с порога своей лавки. — У меня есть пирожные с кремом. Скажи-ка мне, правду ли мне рассказывали…

— Знаю я, что тебе рассказывали! — пробормотал Панчи больше себе под нос, чем Дуле, и бросился прочь к стоявшему невдалеке храму. Ему казалось, будто за ним гонится дьявол.

Вбежав в сумрачную тень маленькой часовни, он направился прямо во внутреннее святилище, где на постаменте возвышалось бронзовое изваяние Вишну.

— Ишвар! Ишвар, парматма!..[30] — шептал он без конца, словно заклинание повторяя имя верховного божества, потом закрыл глаза, чтобы сосредоточиться и всецело отдаться божественной силе. Ему казалось, что такое истовое поклонение богу поможет ему восторжествовать над всеми его врагами… Он вспомнил полузабытые молитвы матери, слова бога Кришны: «Всякому, кто придет ко мне, я дам помощь свою…» И он уже совсем было решил, что теперь ему нечего опасаться, как до него донеслось злорадное хихиканье из темного угла в правом крыле храма.

Он повернулся и увидел своих старых друзей — Дамодара, сына лаллы Бирбала, и Раджгуру, сына чаудхри субедара Ачру Рама, которые играли в карты с торговцами мануфактурой братьями Муни Чандом и Дуни Чандом. Панчи побледнел и смутился: ведь его застали в униженной позе молитвы именно те, кто всегда считал себя истинными индусами, но пользовался этим храмом для игры в карты, а не для поклонения всевышнему.