Гас - [53]

Гас поднимается с дивана.

— Спасибо за это, Ма. Я пойду на улицу.

Ему нужно покурить. Или он пытается сбежать. Судя по его голосу, и то, и другое. Он не прячет эмоций. Даже когда Густов молчит, его эмоции говорят сами за себя.

Мне стоит оставить его одного. Я знаю это. Они только что позволили мне соприкоснуться с чем-то очень личным; мне следовало бы любезно принять это и заткнуться. Но я не могу. Я чувствую, что это ключ к чему-то важному; причина, по которой в Густове есть то, чего я не могу понять. Потому что на тех видеозаписях он был таким свободным и счастливым.

Выхожу на улицу и вижу, что он сидит в шезлонге на веранде и смотрит на воду. Я подхожу ближе, но он не обращает на меня внимание, а просто подкуривает сигарету и, о чем-то сосредоточенно думая, делает первую затяжку.

Я чувствую, что нужно спросить разрешение перед тем, как соваться к нему.

— Можно я присяду?

— Конечно. Сейчас время шоу, — спокойно говорит он, не отрывая взгляд от горизонта.

Не совсем то, чего я ожидала, но мне сразу становится легче от того, что мое присутствие одобрено.

— Время шоу? — спрашиваю я, усаживаясь в соседний шезлонг.

Держа сигарету между пальцами, он показывает на воду и смотрит на меня так, как будто я должна что-то понять.

— Закат. Время шоу, — отвечает он, поймав мой вопросительный взгляд.

Наконец, до меня доходит.

— О, — заикаясь, произношу я, а потом откидываюсь на спинку шезлонга и следующие десять минут мы с Густовом наблюдаем, как сияющий оранжевый шар опускается в воду. Мне хочется что-нибудь сказать, чтобы развеять эту пронзительную тишину.

— Не думаю, что я когда-нибудь смотрела на закат. — Так оно и есть. Я выросла в Нью-Йорке, городе суеты, шумихи и небоскребов. Нет, я знала, что солнце садится каждый день, но никогда не находила времени на то, чтобы вживую посмотреть, как это происходит. Теперь я чувствую себя обманутой, потому что это зрелище было невероятно захватывающим.

— Шутишь? — с подозрением глядя на меня, спрашивает он.

— Нет. Правда. — Интересно, сколько других чудесных и важных вещей я пропустила в жизни?

— Как можно дорасти до двадцати с чем-то лет и никогда не видеть заката? Тебя что, растили в пещере или в подземелье? Это же одно из самых прекрасных зрелищ, которое предлагает нам мать-природа и оно происходит каждый вечер. — Он широко раскрывает глаза, чтобы поддразнить меня. — Каждый чертов вечер.

Мне хочется засмеяться, но вместо этого я вздыхаю. Но даже вздох выходит радостным, потому что я не могу скрыть того, что мне очень хорошо.

— Знаю. Но я выросла в Нью-Йорке...

Он с ухмылкой обрывает меня на полуслове:

— Ну я же говорил, что в пещере. Это объясняет твой акцент.

Я смотрю на него, не в силах оторвать глаз.

Он смотрит на меня.

А потом мы оба начинаем смеяться.

— Я люблю Нью-Йорк, но да, там невозможно наблюдать за закатом. Слишком много небоскребов и мало горизонта.

— Ты скучаешь по этому?

— Иногда.

— А тебе нравится здесь? В Сан-Диего? — Его пристальный взгляд мог бы нервировать меня, если бы он так внимательно не слушал. Большинство людей, с которыми я имела дело, говорили, но не слушали. Даже те, кто очень близок мне. У них были собственные проблемы, которые отвлекали их от того, чтобы уделять все свое внимание мне. Но это нормально. Я понимаю. Я и сама так делаю. Слушаю краем уха, а концентрируюсь на чем-нибудь другом. Это называется многозадачность. Именно так я и живу. А Густов нет. Он полностью отдается всему, что делает.

— Нравится. Люди здесь другие. Никто никуда не спешит и старается уделять больше внимания общению. К этому сложно привыкнуть, но мне нравится, — не отводя от него взгляд, отвечаю я.

— Это потому, что Сан-Диего — лучшее место на земле, — подмигивает он мне и прикуривает новую сигарету. Сделав первую затяжку, Густов задумчиво смотрит на нее. — Почему ты никогда не жалуешься на то, что я курю? Ты ведешь здоровый образ жизни и тебе, скорее всего, это не нравится.

Я пожимаю плечами.

— Это не мой дом. Раньше я курила и знаю, как тяжело бросить. — Все просто.

Он продолжает изучать сигарету как какой-то неподъемный груз.

— Мне нужно бросить, — а потом чуть тише добавляет: — я знаю, что нужно. Но не могу. Я пытался. Много раз. — Густов смотрит на меня так, как будто хочет, чтобы я утешила его.

— Ты справишься. Наступит подходящий момент и у тебя все получится. Но ты должен захотеть. Никто не сможет сделать это за тебя.

Он кивает с серьезным видом и углубляется в свои мысли. Между нами устанавливается тишина, и я решаю воспользоваться этим, чтобы спросить:

— А кто такие Грейси и Кейт?

На лице Густова появляется нежная улыбка. Та улыбка, которая сидит у него внутри. Улыбка, которую мне хочется видеть каждый день. Потому что она делает его другим человеком.

— Мои лучшие подруги, — отвечает он.

— Судя по всему, ты знал их целую жизнь.

Он кивает, продолжая улыбаться.

— А где они? — нерешительно спрашиваю, я и меня снова охватывает странное предчувствие.

Густов поднимает взгляд вверх, к небу.

— Думаю, на небесах. Грейси ушла первой. Уверен, Опти выбила бы чертову дверь, чтобы попасть туда, если бы знала, что ее сестра находится внутри. Они вместе. У меня нет в этом сомнений.