Гас - [41]

По пути домой мы забираем новые очки. Я молчу, краем глаза наблюдая за ним всю дорогу. Парень выглядит так, как будто был слеп и ему только что вернули зрение.

Он спокоен, просто пытается переварить произошедшее. Это делает меня счастливым.

— Пакс, да ты крут в этих очках. Подожди, когда Мейсон тебя увидит.

Он смущенно улыбается, краснеет, как и каждый раз, когда я произношу ее имя, и отворачивается к окну. Я знаю, что он все еще улыбается. Я это чувствую.

Когда мы приезжаем домой, он хватает свою новую одежду, чтобы унести ее вниз, и через несколько минут появляется в новых джинсах и футболке с надписью "Нирвана".

— Пошли со мной, — говорю я, показывая в сторону своей комнаты.

Пакс, широко открыв глазa, осматривает обстановку. В моей берлоге довольно пусто, если не считать кучи грязной одежды на полу. Кровать, прикроватная тумбочка, маленький шкаф. И три гитары: из которых две электрические, которые стоят в футлярах возле двери в туалет, и акустическая в углу.

— Прости за беспорядок. Мне стоило бы заняться стиркой еще две недели назад.

Я достаю из шкафа картонную коробку с футболками "Rook" и опускаю ее на пол.

— Не знаю, слушал ли ты нашу музыку, но если хочешь пару футболок, то не стесняйся, возьми. Ну, а если нет, так нет, чувак.

У него загораются глаза.

—Правда?

— Конечно, — киваю я.

Пакс встает на колени и начинает рыться в коробке. Выбрав две, он поднимает голову и смотрит на меня.

— "Rook" — моя любимая группа. Спасибо.

Это удивляет меня.

— Правда?

Он с энтузиазмом кивает.

— Да, я слушаю вас парни с прошлой осени, когда вышел первый альбом.

— Вау. Спасибо, чувак. — Да, нас иногда узнают на улицах, но в глубине души меня все еще приводит в изумление то, что кто-то знает " Rook".

— Вообще-то, мой отец, Джим Риджли, — ваш тур-менеджер, — говорит он, как будто извиняясь за это.

— Твой отец — это гребаный Гитлер? — спрашиваю я, сразу пожалев о том, что произнес это вслух.

Пакс смеется и мне сразу же становится легче от того, что мои слова не оскорбили его. Я прокручиваю в голове полученную информацию, пытаясь связать все в одно целое. Если Гитлер отец Пакстона, значит он дядя Нетерпюхи. Неудивительно, что она лучше всех с ним ладила. Нет, их отношения мне совсем не показались семейными, но она была единственной, кто мог выносить все его дерьмо и разговаривать с ним так, чтобы не выходить из себя. Теперь понятно, почему он доверял ей.

Пакс решает не заострять внимание на моем комментарии.

— Честно сказать, я не могу поверить, что стою в твоей комнате? Ты и пишешь в ней?

— Обычно. Но я уже довольно давно ничего не писал.

Теперь на его лице появляется выражение недоумения.

— А как же следующий альбом? Он ведь будет? Пожалуйста, скажи, что будет.

Я киваю, хотя это неправда.

— Конечно, будет.

Он улыбается, не услышав сомнения в моем голосе.

— Это хорошо. Мне нужен новый альбом. Я мог бы слушать первый целыми днями до конца своей жизни, но... — с надеждой смотрит на меня он.

Но.

Вот такая у меня сейчас жизнь.

Но.

C колебаниями и неизвестностями.

Воскресенье, 10 сентября (Гас)

Ма, Нетерпюха и Пакс ушли в кино. Я бы тоже сходил, но мы с Франко уже посмотрели его несколько дней назад. Наверное, стоило бы что-нибудь делать, а не просто валяться на диване и переключать каналы на телевизоре, но мне лень придумывать себе занятие.

Когда раздается стук в дверь, я чертыхаюсь, потому что не хочу вставать. После двух раундов стуков я уже не в силах игнорировать их и поднимаю свою ленивую задницу с дивана. Еще даже не открыв дверь, я уже зол. А потом прихожу в ярость. Гребаный Майкл. Я не собираюсь терпеть этого сукиного сына.

Сделав глубокий вдох, медленно выдыхаю, а потом смотрю на него и говорю:

— Ее здесь нет.

Он раздраженно переводит взгляд на дорогие часы на запястье.

— В котором часу она вернется?

— Ее не будет до вечера, — пожимая плечами, отвечаю я. А значит вали отсюда на хрен.

Он явно это понял, потому что недовольно поднимает брови и спрашивает:

— Ты уверен в этом?

— Вполне. — Мне надоел этот разговор. Я хочу вернуться на диван и смотреть телевизор.

Чувак, о чем-то размышляя, постукивает носком туфли по полу. Так всегда делают нервничающие самцы. Меня это бесит.

Я начинаю закрывать дверь, но он протягивает руку и останавливает ее. Наглый ход, учитывая, что мы уже совсем разобрались.

— Скажи ей, что я заходил, — командует он. Не просит, а именно командует.

Я смотрю на его руку все еще придерживающую дверь.

— А о том, что ты забыл снять обручальное кольцо мне тоже сказать или умолчать?

Он быстро убирает руку и засовывает ее в карман брюк. Его только что уличили и это заставляет его чувствовать себя неловко. Нет, он не сожалеет. Это скользкий мудак, который никогда в жизни не брал на себя ответственность за проступки. Судя по выражению его лица, Нетерпюха не знает об этом.

— Убирайся отсюда на хрен, — говорю я, не дожидаясь ответа, а потом захлопываю дверь прямо перед его носом.

Вторник, 19 сентября (Скаут)

Сегодня был длинный день. Я только что пришла с работы домой и жду не дождусь, когда можно будет насладиться сном. Такое ощущение, что мы двое не были вместе уже очень много времени. Последние несколько недель у меня были проблемы со сном. Повышенная тревожность. Я беспокоюсь обо всем. Работать с Одри — это блаженство, но я все равно переживаю: о качестве исполнения своих обязанностей, о способности обучаться бизнесу быстро и эффективно, о своем взаимодействии с клиентами. Она всегда хвалит меня и говорит, что работать со мной одно удовольствие, но сомнения так глубоко укоренились во мне, что я просто не могу избавиться от них.