Гарри Поттер и скрижали Грин-де-Вальда - [19]

Дальше квиддичного поля Гарри никогда не ходил, но территория школы явно продолжалась и за ним, а заросшая тропинка куда-то вела. За полем начинался лес, но не такой, как Запретный, а самый обычный, к тому же, порядком запущенный. Перешагивая через лужи и упавшие ветки, Гарри минут через десять вышел на поляну. Приглядевшись, он понял, что это кладбище. Могилы в большинстве были очень старыми, плиты осыпались, надписи на них стерлись, и уже невозможно было прочитать, кто под ними лежит. Последние ряды захоронений, однако, были сделаны уже в наше время. Гарри понял, что здесь похоронили часть школьников и мракоборцев, погибших в последней битве за Хогвартс. Тела большинства детей и взрослых забрали родственники, а некоторых почему-то похоронили здесь. «Наверное, они были сиротами…», — подумал Гарри. Он переходил от плиты к плите, читая полузабытые имена и фамилии школьников с других факультетов, с которыми учился вместе два десятилетия назад, незнакомые фамилии, судя по датам, взрослых, наверное, мракоборцев. Гарри помнил, что пожирателей смерти, убитых при штурме, не хоронили, их тела сожгли. Он дошёл уже до последнего ряда надгробий, как вдруг резко остановился. На белой плите, ничем не отличающейся от соседних, было выбито:

Северус Снегг

9 января 1960 — 2 мая 1998

Профессор зельеварения (1981–1996)

Профессор защиты от Тёмных искусств (1996–1997)

Декан факультета Слизерин (1981–1997)

Директор школы чародейства и волшебства Хогвартс (1997–1998)

И ниже эпитафия: «Бессмертье — истина, исполненная света, и постоянно смерть доказывает это».[1]

Маленькое кладбище было тесно окружено деревьями, на плитах лежали опавшие листья, веточки и какой-то мусор. Гарри присел на корточки и аккуратно очистил плиту. «А я и не знал, что он лежит здесь, — подумал он. Двадцать лет я жил, растил детей, смеялся с друзьями, заглядывался на хорошеньких женщин, словом — жил. А он…» Гарри вспомнил булькающий хрип умирающего Снегга: «Собери… Собери…». Снегг до последнего хотел, чтобы Гарри узнал правду и запомнил его таким, каким он увидел своего учителя в последний раз.

Гарри не знал, какие цветы любил Снегг, и любил ли он цветы вообще, однако подумал, что чёрные маки, пожалуй, не понравились бы своенравному декану Слизерина меньше всего. Гарри взмахнул палочкой, и букет бордово-красных, почти черных маков лег на плиту.

***

Гермиона сидела за столом в своей комнате, запустив пальцы в волосы и не обращая внимания на то, что модная и дорогая стрижка превращается в воронье гнездо. На столе были грудой навалены свитки с учебными планами, программами, конспектами занятий. Некоторые свитки были развернуты и придавлены по углам книгами. Гермиона пыталась одновременно читать два свитка, периодически заглядывая в третий. Она была на грани истерики. «Как это всё запомнить? Семь курсов, семь! И на каждом есть трансфигурация! И у каждого своя программа! И ничего нельзя перепутать, потому что это же дети!» Она представила себе, как входит в класс и пятьдесят пар недоверчивых глаз упираются ей в лицо. «Здравствуйте, дети! — говорит она, — начнем урок». Она идет к кафедре за классным журналом, цепляется мантией, рвёт ее, теряет равновесие и падает. Дети радостно смеются. Дальше этого её фантазия почему-то не шла. Гермиона зажмурилась, отгоняя постыдную картинку, потом решительно сложила книги и свитки, забежала в ванную, чтобы поправить макияж, шмыгнула носом при виде своей расстроенной физиономии и пошла к МакГонагалл.

МакГонагалл, казалась, дремала под шотландским пледом в кресле-качалке. В её комнате уютно пахло ванильным печеньем, старыми книгами и засохшими цветами. Услышав шаги Гермионы, МакГонагалл открыла глаза.

— А, доктор Уизли, — глаза ее смеялись, — прошу вас, располагайтесь. Как вам мои материалы? Всё поняли и запомнили?

— Профессор, пожалуйста, не смейтесь надо мной! — завопила Гермиона. — Я ничего не могу запомнить и уже ничего не понимаю! Я… я… оскандалюсь на первом же уроке!

— Почему же ты обязательно оскандалишься, девочка моя? — мягко спросила МакГонагалл.

— Не знаю… Я всё время боюсь, что я что-нибудь скажу не так, что-нибудь перепутаю, или вообще, споткнусь и растянусь посреди класса! — у Гермионы на глаза навернулись слезы, — я боюсь, что не справлюсь, столько всего нужно помнить, знать и уметь…

— Мерлин с тобой, Гермиона, — сказала МакГонагалл, вставая с кресла и складывая плед, — да если не ты, то кто? Ты же моя лучшая ученица за все годы, что я работала в Хогвартсе!

— Правда? — дрожащим голосом спросила Гермиона.

— Конечно, правда.… Ты — доктор трансфигурации, ты очень многое знаешь, многое умеешь, да и потом, Гарри всегда тебе поможет, всегда защитит и прикроет. Конечно, из него не получится такого учителя, как из тебя, но он и создан для другого. Он — защитник. И ты должна опереться на плечо, которое тебе представляет такой друг, как он. Ну, и другие преподаватели тебе, конечно, тоже будут помогать. С Невиллом, например, вы вообще учились вместе, а он уже опытный, хороший учитель, декан факультета. И вот что я тебе скажу ещё. В книжках об этом, конечно, не пишут, но тебе надобно знать, что, в общем-то, всё равно, чему и в какой последовательности учить.