Гарри из Дюссельдорфа - [8]

— Что с тобой, мой мальчик? Чего ты испугался?

Гарри был бледен. Он судорожно схватился рукой за висок, помолчал и потом ответил:

— Я не знаю, как тебе сказать, дядя Симон… Мне кажется, что дедушка «Восточник» и я — это одно лицо. Я видел себя в пустыне, я говорил с бедуинами на их языке, мы понимали друг друга, и я был в таком же белом наряде, как они. И в то же время я понимал, что я — это я, а не мой покойный дедушка. Что это все значит?

— Очень просто, — ответил дядя Симон: — у тебя слишком пылкое воображение. Я хотел бы, чтобы ты был сочинителем, чтобы ты писал такие же статьи и брошюры, как я. Это приносило бы пользу обществу, но ты, я вижу, не способен к этому. У тебя слишком большое воображение, а оно вредит тому, кто хочет оставаться на почве фактов. Может быть, из тебя бы получился неплохой поэт, но я, как и твоя мать, не люблю ни поэзии, ни прочих суеверий. А на чердак я тебя больше не пущу.

Рыжая Иозефа

Раз в неделю, по пятницам, Самсон Гейне вставал особенно рано. Поспешно выпив чашку кофе, он отправлялся в гостиную, где уже был накрыт стол синим сукном и в двух медных подсвечниках горели сальные свечи, бросая красноватый отсвет на большие и маленькие мешочки с деньгами, горкой лежавшие на столе.

Самсон Гейне как член общества попечения о бедных с удовольствием выполнял долг оказания помощи нуждающимся. Трудно было бы найти более подходящего человека для этой миссии. Самсон Гейне был очень отзывчивым, добрым и учтивым со всеми, даже с самыми бедными. Не довольствуясь общественными суммами, собранными для раздачи, он жертвовал и собственные деньги, раскладывая их в отдельные мешочки. По своему усмотрению он вместе с мешочком от общества попечения вручал бедняку и свой мешочек. Практичная Бетти не раз попрекала мужа за расточительность и утверждала, что недалек тот час, когда он сам будет стоять с протянутой рукой. Но, хотя дела Самсона Гейне шли неважно, он только посмеивался над словами жены.

В одну из таких пятниц отец разбудил Гарри, велел ему встать и при этом произнес речь, как всегда тщательно подготовленную заранее: ведь говорить ему было трудно — красноречием он не отличался.

— Сын мой, — сказал спокойно, но торжественно Самсон Гейне, — я хочу, чтобы ты присутствовал при раздаче денег нуждающимся. В мире столько злых и жестоких людей, что все твои лицейские учителя, включая и ректора Шальмейера, не могут научить добру. Вставай, одевайся и приходи в гостиную. Там ты будешь учиться добру! Ты ведь не маленький, тебе уже пятнадцать лет.

Когда Самсон Гейне усадил Гарри рядом с собой на высокий стул за большой стол с медными подсвечниками и мешочками с деньгами, он сказал сыну как бы в дополнение своей речи:

— Есть люди, которые утверждают, что у них доброе сердце, но от этого сердца к карману с кошельком очень далекое расстояние и между их добрым намерением и выполнением его время тащится, как почтовый дилижанс. Но у истинно добрых людей это расстояние покрывается с быстротою арабского скакуна.

Между тем в передней уже раздавался гул голосов и шарканье ног. Наконец нянька Циппель, исполнявшая в эти дни роль привратника, открыла дверь в гостиную и сказала:

— Входите поодиночке, один за другим и вытирайте ноги.

Из передней к столу протянулась длинная очередь. Тут были бедняки разных возрастов: седые старики, женщины на костылях, даже маленькие дети, круглые сироты. Самсон Гейне хорошо знал своих клиентов. Он разговаривал с каждым из них, справляясь о делах и здоровье, а Гарри ему подавал мешочки, которые бедняки прятали, рассыпаясь в благодарности. К столу подошла старуха Фладер. Вернее, ее приволок внучек, рыжий мальчик со злыми зелеными глазками, по имени Юпп. Гарри хорошо знал этого соседского мальчика, который постоянно дразнил его, как и другие мальчишки, крича имя Гарри по-ослиному, задевая его длинной удочкой и бросая в него «лошадиные яблоки». Юпп сердито взглянул на Гарри и тотчас же опустил глаза, поддерживая дряхлую бабушку. Самсон Гейне подал ей стул и старался подбодрить старуху, очевидно стоявшую на краю могилы. Высохшая, бледная, скорее похожая на привидение, чем на человека, старуха Фладер лопотала тихим дребезжащим голосом слова признательности и при этом положила руку на голову Гарри, как бы благословляя его. Обращаясь к внуку, она сказала растроганно:

— Юпп, поди поцелуй ручку милому мальчику.

Должно быть, она это сказала потому, что Гарри сам протянул ей два мешочка. Юпп состроил кислую гримасу, ко выполнил приказание бабушки.

От поцелуя Юппа Гарри жгло, как от укуса змеи. Смутившись, Гарри вынул из кармана несколько медных монет, все свое достояние, и подал Юппу. Тот, не сказав ни слова, пересчитал монеты и равнодушно сунул их в карман куртки. Впоследствии, встречая Гарри на улице, Юпп по-прежнему дразнил его, задевая удочкой, и бросал в него «лошадиные яблоки».

Когда Самсон Гейне роздал все мешочки и закончил прием бедняков, нянька Циппель открыла окна, чтобы проветрить комнату, в которой стоял густей чад от нагоревших сальных свечей. Самсон Гейне вскоре ушел к себе; тут нянька поманила Гарри и таинственно сказала: