Гарри Гаррисон, каким мы его знаем - [3]

1999 год. В Нью-Йорке 35 миллионов жителей. Лимитировано все, кроме потребления загрязненного воздуха. По улицам слоняются толпы голодных бездомных людей. Необходимыми жизненными благами пользуются только привилегированные. Роскошные отели, где живут богачи, напоминают осажденные крепости: вооруженная охрана, автоматическая сигнализация на окнах и дверях. Пресная вода и кондиционированный воздух стоят бешеных денег. Уголь иссяк, нефть выкачана, леса вырублены. Вместо автомобилей — педикебы или грузовые тележки с рикшами. Электричество подается лишь в отдельные дома. Даже в Эмпайр стейт билдинг работает только один лифт, да и тот поднимает не до самого верха. Беспрерывные волнения, грабежи, убийства. Полиция усмиряет «чернь» вонючим газом, вызывающим рвоту, и сражается с окрестными фермерами, которые взрывают акведук, отнимающий у них драгоценную влагу. Натуральное мясо доступно единицам и продается в лавке с бронированными дверями. Покупателей, которые могут позволить себе такую роскошь, сопровождают охранники. Даже соевые «бифштексы» считаются лакомством. Умирающие от голода люди задыхаются в зловонных трущобах. По талонам выдаются прессованные водоросли и прессованный планктон. В конгрессе бесконечно дебатируется вопрос о введении контроля над деторождением, но продажные политиканы, спекулирующие на закоренелых предрассудках, отклоняют законопроект по причине его «аморальности».

Таковы Соединенные Штаты Америки на исходе нашего века. И не только Соединенные Штаты. Бельгия превратилась в сплошной человеческий муравейник, Англия — в один громадный перенаселенный город, где люди гибнут от тесноты, болезней и недоедания.

Отчего же произошел демографический взрыв? Объяснение кажется наивным. Дешевые и безвредные противозачаточные средства не получили массового применения. При наличии клиник, эффективного планирования семьи, государственного контроля легко было бы предотвратить катастрофический прирост населения, истощение почвы и Природных ресурсов. Стало быть, главенствующую роль играет биологический фактор; социальная анархия в представлении Гаррисона — не первопричина, а следствие, проистекающее от беспорядочного прироста населения.

Обычный для этого писателя острый сюжет в данном случае убедительно мотивируется создавшимися условиями. Гангстеризм и преступность, коррупция правящей верхушки и растление нравов — подобные общественные тенденции современной Америки доводятся до логического конца.

Роман снабжен посвящением: «Тоду и Мойре. Во имя вашего благополучия, дети мои, надеюсь, что это останется вымыслом». Следовательно, Гаррисон не считает изображенные им ужасы фатальной неизбежностью. Однако в самом романе, как мы уже говорили, не предлагается никаких действенных мер для сохранения Человена и Природы. Обличительный пафос этой книги, написанной с болью, страстью и гневом, идет значительно дальше субъективных намерений автора. Но отсутствие сколько-нибудь серьезных позитивных взглядов накладывает на роман Гаррисона печать идейной ограниченности, и в этом смысле он не отличается от других американских фантастов.

С темой романа «Подвиньтесь! Подвиньтесь!» перекликается рассказ «Преступление». Физическая ликвидация нарушителей неумолимого закона, ограничивающего деторождение, — еще один жестокий вариант устрашающих последствий предполагаемого демографического взрыва. На этот раз Гаррисон выступает как сатирик, вольно или невольно заставляя вспомнить памфлет Джонатана Свифта «Скромное предложение», рекомендующий англичанам, разорившим Ирландию, каннибальский способ избавления от голодных ртов. «Реализованная» метафора (англичане ведут себя в Ирландии как людоеды, значит, они и в самом деле могут быть людоедами) в современном фантастическом рассказе приобретает еще более зловещий смысл: правительство вознаграждает за убийство отцов, повинных в рождении «лишних» детей.

В тягостную атмосферу Америки не очень далекого будущего погружают и рассказы о роботах. Сатирическую социальную направленность усиливают в них прозрачные аналогии с теневыми сторонами американской общественной жизни и то, что роботы, наделенные человеческими качествами, выступают как представители угнетенного класса. Их используют на тяжелых, низкооплачиваемых работах и подвергают расовой сегрегации. Испытывая все ужасы национального и социального бесправия, они оказываются в еще худшем положении, чем негры в нынешних Соединенных Штатах. Под руководством сочувствующих людей, по-видимому темнокожих, возникает тайная организация роботов, борющихся за гражданские права. На таком насыщенном фоне развертывается сюжет «Безработного робота», отчетливо направленного также против гангстеризма. Проницательный, находчивый робот, сумевший разоблачить шайку гангстеров, насильно вербуется в полицию.

В рассказе «Рука закона» из того же цикла действует робот, специально запрограммированный для несения полицейской службы и отлично справляющийся с многообразными обязанностями. «В наши дни, — заключает рассказчик, — с бандитами борются неподкупные и неуязвимые роботы». Очевидно, избавить Америку от язвы гангстеризма с помощью полиции невозможно. Нужны более радикальные меры. К такому выводу приводят оба рассказа, написанные в детективном ключе.