Гароэ - [2]

Собеседник наблюдал за ним несколько обескураженный такой красноречивой реакцией и смутился еще больше, когда генерал вернул ему документ со словами:

– Прошу тебя, передай Его Величеству мою глубочайшую благодарность за оказанную честь, но я не могу это принять.

– Но почему?

– Это значило бы вернуться в то место и в то прошлое, которое я всю жизнь безуспешно пытаюсь забыть. – Гонсало Баэса покачал головой и непререкаемым тоном заявил: – Нет! Я не вернулся бы туда ни за что на свете!..

Едва оправившись от удивления, монсеньор Алехандро Касорла сделал небольшую паузу, чтобы осознать услышанное, а затем протянул руку, намереваясь положить ее – в знак явного дружеского расположения – на колено собеседника, и пробормотал, словно опасаясь, что его может услышать кто-то из посторонних:

– Умоляю тебя пересмотреть свое решение, дорогой друг. Если ты откажешься от назначения, то впадешь в немилость к Его Величеству, чем воспользуются недоброжелатели, которых, я уверен, у тебя более чем достаточно.

– Враги меня никогда не пугали, и я не думаю, что пора начинать их бояться, – сухо и твердо прозвучало в ответ.

– Одно дело то, что они тебя не пугают, другое – что ты сам даешь им карты в руки… – весьма резонно заметил клирик. – Если Корона весьма благосклонно относится к твоим попыткам защитить права туземцев и в качестве вознаграждения предлагает тебе пост, на котором ты можешь отвратить скрытое рабство, отказаться от предложения – значит отказаться от всего того, во что ты веришь и за что борешься.

Он умолк с появлением Файны, хлопотливой и невоздержанной на язык кухарки, которая принесла поднос с сухофруктами, двумя стаканами и большим кувшином лимонада и поставила на стол.

– Миндаль, грецкие орехи, инжир и лимоны из нашего собственного сада, ваше преосвященство. А лед мне доставили прямо с Тейде. Не желаете ли на обед отведать ушицы с гофио[1] и жареного козленка?

– Еще бы! – не раздумывая, с воодушевлением ответил тот, кому был адресован вопрос. – Если бы все искушения были такими, как твои, в аду негде было бы приткнуться. – Он окинул взглядом Гонсало, словно не мог поверить своим глазам. – Не знаю, как это ты не разъелся, как боров, с этакой кухаркой.

– У нас редко бывают гости, которые бы давали мне возможность предаться чревоугодию. – Хозяин дома приветливо улыбнулся своей ключнице и попросил: – Проветри комнату для гостей: его преосвященство останется ночевать.

– Уже, уже начала… А на ужин готовлю кролика в сальморехо[2] – ослица уписается.

Она удалилась, не дожидаясь ответа и пренебрежительно отмахнувшись, когда хозяин одернул ее непривычно суровым тоном:

– Что за выражение!

– Кто бы говорил!

– Ладно тебе, сразу видно, что она тебя любит и ходит за тобой, как за сыном, – заметил прелат. – Правду ли говорят, будто ты ее выкупил, когда ее должны были продать?

– Мне не нравится об этом говорить.

– Тебе много о чем не нравится говорить, но предупреждаю, что я проделал такое длинное путешествие – сейчас у меня голова просто идет кругом – не для того, чтобы ты со мной тут играл в молчанку, – подчеркнуто строгим тоном заметил прелат. – Корона намерена положить конец злоупотреблениям, восстановить справедливость на архипелаге, и, если те, в чьих силах этого добиться, отказываются действовать, тогда по-прежнему будут существовать крепостные, рабы, а детей будут вырывать из рук матерей, едва они прекратят кормить их грудью.

Генерал, казалось, внял разумным доводам человека, которому всегда слепо верил и которым восхищался. Он долго смотрел на заснеженную вершину гигантского вулкана, сиявшую, словно зеркало, и, громко вздохнув, сказал:

– Я буду всеми силами защищать туземцев на любом посту, куда бы меня ни направили, только, пожалуйста, пусть это будет не Иерро.

– Ты должен назвать мне убедительные причины, если хочешь, чтобы я поддержал тебя, – сухо прозвучало в ответ. – Мне стоило немалых трудов выхлопотать тебе данное назначение, поэтому я рискую оказаться в нелепом положении и потерять авторитет и доверие, которые завоевывал не один год, ведь придется сознаться в том, что я все это затеял, не заручившись твоим согласием.

Антекерец Гонсало Баэса был вынужден с ним согласиться: да, конечно, он здорово подвел своего наставника и друга. Он собирался было вновь ответить отказом, но, выпив лимонада и отодвинув от себя стакан, объявил:

– Я расскажу тебе, что случилось, при условии, что ты отнесешься к этому как к тайне исповеди и воспользуешься только тем, что я сочту возможным.

– Это смахивает на шантаж, но поскольку я тебя знаю и уверен, что ты еще упрямее, чем если бы был арагонцем, ничего не поделаешь, придется согласиться, – недовольно пробурчал гость. – Так что же такое стряслось на Иерро?

– Да там ужас что творилось.

– Мы живем в бурное время, когда «ужас что» – это хлеб наш насущный каждого дня, то есть, чтобы произвести на меня впечатление, это должно быть «очень ужасно».

– Именно так оно и было. Уверяю тебя.

– Ну, тогда дело плохо, ведь я знаю, что ты участвовал в жестоких войнах и кровавых битвах, – прошептал прелат чуть слышно. – Так что же произошло?