Гароэ. Остров новых надежд - [60]

Капитан вновь спросил себя (эта мысль не давала ему покоя начиная с того момента, когда он ступил на борт хрупкой посудины), как это Баэсуля мог свалять дурака, позволив ему отплыть в такую тишь да гладь, тогда как, по логике, должен был турнуть его с острова, когда море, как обычно, вздыбливалось волнами, а ветер неистовствовал.

«Пожалей врага – у тебя их станет двое, – любил повторять со свойственным ему цинизмом полковник Сория. – Перережь врагу глотку – и можешь спать спокойно, пока не появится новый».

Своим необъяснимым поступком – тем, что оставил капитана в живых, – лейтенант Гонсало Баэса приобрел себе безжалостнейшего врага, собравшего в душе всю злобу и ярость, какую только может испытывать военный человек, чья гордость была уязвлена, и мужчина, чести которого было нанесено оскорбление.

– Я живьем сдеру с тебя шкуру… – бормотал он себе под нос. – И сделаю так, чтобы эта шлюха – твоя жена – стала полковой подстилкой.

Он поднял голову, обнаружил, что уже не может разглядеть туземцев, и заволновался, заметив, что даже внушительный утес и черные лавовые берега расплываются перед его глазами, словно на них упала плотная пелена.

Он обернулся и поискал взглядом остров, на который они держали курс, – тот исчез.

Через несколько минут гребцы прекратили свое занятие и растерянно переглянулись.

– Что происходит?.. – спросил Калисто Наварро, сидевший справа от него. – Какая корова слизнула языком острова?

– Боюсь, их проглотил сирокко… – подал голос озабоченный Фернан Молина, которому, как старожилу Канарских островов, было слишком хорошо известно, какую опасность в данных обстоятельствах таило в себе необычное атмосферное явление. – Вот теперь нам и впрямь крышка.

– Почему?

– Потому что калима не позволяет увидеть ни солнца, ни мало-мальского ориентира, и при такой гребле мы целую неделю будем плавать по кругу.

– Не могу поверить!.. – почти взвыл Калисто Наварро.

– Ну так придется. Вспомни-ка пословицу: «Бойся не той собаки, что лает, а той, что исподтишка кусает».

– Да чтобы лейтенанту провалиться!

Духота усиливалась, поэтому лоснящийся от пота толстяк протянул руку, намереваясь завладеть одним из двух бурдюков с водой, но капитан пресек эту попытку, схватив его за запястье.

– Ни капли! – отрезал он.

– Я подыхаю от жажды!

– От чего-нибудь все равно придется подохнуть.

Они замерли, словно превратившись в соляные столпы, на шлюпке, которая казалась пригвожденной к бескрайней синей доске, а тем временем на них оседала тончайшая и почти неосязаемая желтая пыль, похожая на перхоть. Постепенно они осознали весь ужас происходящего: у них не было даже отдаленного представления о том, в какую сторону грести, и плавать им, судя по всему, предстояло до скончания веков.

– Никто не заслуживает такого конца… – жалобно проговорил парень из Риохи, сидевший рядом с сержантом Молиной; их скамья была ближайшей к корме. – Никто.

– Не скули. Ты и так уже четыре года как должен кормить червей, а тебе дали отсрочку, – съязвил сосед, который греб с ним локоть к локтю.

– И сколько это может продлиться?

– Три дня!.. Пять! А то и больше!..

– У нас на три дня не хватит воды. Тем более в такую жару!

Капитан Диего Кастаньос повернулся к своему соседу и взглядом показал ему на уключину, служившую для упора весла. Вслед за тем он выразительным жестом показал, будто перерезает горло, кивнув на толстяка и его соседа, которые по-прежнему сидели к ним спиной.

Калисто Наварро словно только и ждал этого безнравственного и несправедливого приказа, поскольку он преспокойно вынул толстую палку из гнезда, в которое она была вставлена, и одним-единственным чудовищным ударом, нанесенным слева направо, раскроил черепа обоим ни о чем не подозревающим беднягам, которые не успели даже понять, что случилось.

Они упали ничком, толстяк – без сознания, его товарищ – замертво, и оставшиеся, недолго думая, вчетвером выбросили тела за борт и равнодушно смотрели, как те медленно тонут в бездонной сини.

– Вот так! – невозмутимо произнес командир, с подачи которого было совершено столь вероломное преступление. – Теперь воду придется делить всего лишь на четверых, но даже в этом случае мы должны расходовать ее экономно.

Вместо ответа сержант Фернан Молина схватил один из бурдюков и тут же пересел на корму.

– Ладно, капитан! – сказал он, кивнув в сторону своего соседа. – Только мы с моим другом Санчо забираем себе этот. Как вы поступите со вторым – дело ваше.

– Это мятеж, – заметил его командир. – И тебе прекрасно известно, что он карается виселицей.

– Дело касается жизни и смерти, капитан, а здесь у вас нет даже мачты, чтобы кого-либо вздернуть… – Сержант завладел ближайшим веслом и, указав на середину шлюпки, добавил тоном, не оставляющим сомнений относительно серьезности его угрозы: – Если кто-то попытается перешагнуть через эту скамью, я раскрою ему череп.

– То есть отныне мы враги?

– Я считаю врагом всякого, кто намеревается покончить со мной до срока, будь то мавр или христианин.

Таким образом, война была объявлена. Обе группы желали только одного – продержаться как можно дольше.

Мертвые не пьют.