Гароэ. Остров новых надежд - [25]

– Ну, если ты желаешь вновь увидеться со своей семьей, то, уверяю тебя, единственная возможность – это сесть в шлюпку и надеяться, что тобою же положенные заплатки не подведут, – заметил офицер.

– А что будет, если я откажусь? – тут же прозвучало в ответ.

– Останешься здесь до конца жизни.

– Вы донесете, чтобы меня поймали?

– Даю тебе слово, что никогда не открою, где ты находишься, хотя и не стану врать, будто ты умер.

– Это и меня касается? – тут же поинтересовался Бруно Сёднигусто.

– Само собой! – Голос лейтенанта звучал совершенно искренне. – По моему мнению – и раз вы оба не являетесь добровольцами, – вы с лихвой исполнили свой долг, а значит, впредь вольны поступать, как вам заблагорассудится. – Он пожал плечами, словно желая показать, что остальное от него уже не зависит. – Хотя боюсь, что капитан Кастаньос не разделит моей точки зрения и постарается достать вас из-под земли. – Это уж как пить дать, – подтвердил саморец. – Я два года служу под его началом и точно знаю, что этого пройдошливого сукина сына фиг с два проведешь, в один прекрасный день он еще себя покажет – я уверен, что он принял это назначение не из горячей любви к родине, а с намерением разбогатеть.

– На этом острове не очень-то разбогатеешь, и я тебя серьезно предупреждаю: попридержи язык, – сурово одернул его Гонсало Баэса. – Предполагается, что я все еще являюсь твоим командиром.

– Не предполагается, – спокойно возразил тот. – Для меня вы как были командиром, так и остались. Однако это не мешает мне воспользоваться случаем, чтобы высказать все, что я думаю. И я серьезно вас предупреждаю: держите ухо востро с капитаном Кастаньосом, не угодите в ловушку, мой лейтенант!

– О чем ты, черт побери?

– О том, что первый же его приказ едва не стоил нам жизни, а ведь он считается достаточно опытным офицером, чтобы вот так взять и допустить промах, в результате которого три человека погибли, а остальные оказались на волосок от смерти.

– Ты что же, намекаешь, что он сделал это нарочно? – возмутился собеседник. – Что заставил нас поднять якорь, желая, чтобы мы утонули?

– Нет! Не это… – твердо сказал Бруно Сёднигусто. – Думаю, что на самом деле он надеялся, что вы откажетесь выйти в море, и тогда до конца жизни он будет держать вас в кулаке.

– Не понимаю, куда ты клонишь, – вынужден был признать лейтенант. – Что он этим выиграл бы?

– Он составил бы письменный рапорт – благо свидетелей, готовых его подписать, нашлось бы сколько угодно – о том, что вы не выполнили прямой приказ, и ваша карьера оказалась бы в его руках. Впредь вам пришлось бы хранить молчание о любых его поступках или словах, которые показались бы вам неблаговидными, в противном случае упомянутому документу был бы дан ход.

– Ты осмеливаешься обвинить офицера в шантаже?

– Нет! Я всего лишь осмеливаюсь предупредить офицера, которого я уважаю, об опасности, которая ему грозит, чтобы он и дальше подчинялся приказам и не торопился. Это продувная бестия, он и в самом деле очень хитер.

– Не могу поверить, чтобы он действовал так, как ты говоришь.

– Всему свое время, лейтенант, всему свое время. А сейчас вам лучше принять решение, потому что скоро начнется отлив и на перегруженной фелюге будет очень сложно пройти через рифы. Как сказал бы этот чертов галисиец: «Так мы плувем али не плувем?»

На расстоянии меньше мили от тихой бухты утесы вновь вздыбились над темным океаном, все еще пребывающим в необычайном покое.

Самые западные острова архипелага напоминали суровые горы, возвышающиеся над водой. Чаще всего они появлялись в результате бурных вулканических извержений, поэтому у них отсутствовала континентальная платформа, и в нескольких метрах от берега начиналась бездна, из которой, так и казалось, в самый неожиданный момент поднимутся на поверхность жуткие морские чудовища.

Правда, на этот раз, спустя каких-нибудь полчаса с начала плавания, из глубины вынырнуло семейство китов; самый маленький оказался размером с фелюгу, самый большой – в три раза длиннее шлюпки.

Они не выказывали ни малейшей враждебности, неторопливо плавая вокруг лодки, которую разглядывали с явным любопытством, ведь смело можно было предположить, что до того момента ни одно судно не отважилось так далеко забраться в глубь Атлантики.

Если остров Иерро представлял собой западную оконечность известного мира, то, отдалившись от его западного берега на двести метров, мореплаватели оказались в «девственной» зоне – понятно, почему любопытных китовых привлекла странная штуковина, с которой какие-то крошечные существа следили за ними с выражением изумления на лицах.

Дело в том, что испанцам, жившим далеко от моря, никогда не приходилось видеть животное крупнее лошади; и громадные туши тридцатиметровой длины, весом в сто тонн, которые неожиданно появлялись на поверхности, сопя и пуская струи воды, казались им дьявольскими созданиями, от которых по коже бегали мурашки.

Юная Гарса, с детства привыкшая наблюдать за китами с вершины утеса, выглядела спокойной и чуть ли не счастливой от того, что может видеть их на таком близком расстоянии. А вот ее товарищей, двое из которых практически не умели плавать, вовсе не забавляла мысль о том, что в определенный момент, когда исполины будут выныривать из глубины, какой-нибудь из них «нацепит» их шлюпку наподобие шляпки.