Гарики на все времена. Том 1 - [13]

и умер, съев несвежих мидий.

496

Слаб и грешен, я такой,

утешаюсь каламбуром,

нету мысли под рукой —

не гнушаюсь калом бурым.

497

То ли такова их душ игра,

то ли в этом видя к цели средство,

очень любят пыток мастера

с жертвой похотливое кокетство.

498

Приятно думать мне в Сибири,

что жребий мой совсем не нов,

что я на вечном русском пире

меж лучших — съеденных — сынов.

499

Мне, судя по всему, иным не стать,

меня тюрьма ничуть не изменила,

люблю свою судьбу пощекотать,

и, кажется, ей тоже это мило.

500

Боюсь, что жар и горечь судеб наших

покажется грядущим поколеньям

разнежившейся рыхлой простоквашей

политой переслащенным вареньем.

501

И мысли, и дыхание, и тело,

и дух, в котором живости не стало, —

настолько все во мне отяжелело,

что только не хватает пьедестала.

502

Меня растащат на цитаты

без никакой малейшей ссылки,

поскольку автор, жид пархатый,

давно забыт в сибирской ссылке.

503

В любви к России — стержень и основа

души, сносящей боль и унижение;

помимо притяжения земного,

тюремное бывает притяжение.

504

За года, что ничуть я не числю утратой,

за кромешного рабства глухие года

столько русской земли накопал я лопатой,

что частицу души в ней зарыл навсегда.

505

Есть жуткий сон: чудовище безлико,

но всюду шарят щупальца его,

а ты не слышишь собственного крика,

и близкие не видят ничего.

506

Сибирь. Ночная сигарета.

О стекла снег шуршит сухой,

и нет стыда, и нет секрета

в тоске невольничьей глухой.

507

Я пил нектар со всех растений,

что на пути своем встречал;

гербарий их засохших теней

теперь листаю по ночам.

508

Как дорожная мысль о ночлеге,

как виденье пустыни — вода,

нас тревожит мечта о побеге

и тоска от незнанья — куда.

509

Был ребенок — пеленки мочил я, как мог;

повзрослев, подмочил репутацию;

а года протекли, и мой порох намок —

плачу, глядя на юную грацию.

510

Как ты поешь! Как ты колышешь стан!

Как облик мне твой нравится фартовый!

И держишь микрофон ты, как банан,

уже к употреблению готовый.

511

Словить иностранца мечтает невеста,

надеясь побыть в заграничном кино

посредством заветного тайного места,

которое будет в Европу окно.

512

Мы всю жизнь в борьбе и укоризне

мечемся, ища благую весть;

хоть и мало надо нам от жизни,

но всегда чуть более, чем есть.

513

Где ты ныЯче? Жива? Умерла?

Ты была весела и добра.

И ничуть не ленилась для ближнего

из бельишка выпархивать нижнего.

514

В той мутной мерзости падения,

что я недавно испытал,

был острый привкус наслаждения,

как будто падая — взлетал.

515

Конечно, есть тоска собачья

в угрюмой тине наших дней,

но если б жизнь текла иначе,

своя тоска была бы в ней.

516

С людьми вполне живыми я живу,

но все, что в них духовно и подвижно,

похоже на случайную траву,

ломящуюся к свету сквозь булыжник.

517

Чтобы прожить их снова так же,

я много дней вернуть хотел бы;

и те, что память сердца скажет,

и те, что помнит память тела.

518

Был юн — искал кого-нибудь,

чтоб душу отвести,

и часто я ходил взгрустнуть

к знакомым травести.

Теперь часы тоски пусты,

чисты и молчаливы,

а травести — давно толсты,

моральны и сварливы.

519

Легко мне пить вино изгнания

среди сибирской голытьбы

от сладкой горечи сознания

своей свободы и судьбы.

520

Смеются гости весело и дружно,

побасенки щекочут их до слез;

а мне сейчас застолье это нужно,

как птице-воробью — туберкулез.

521

Назад обращенными взорами,

смотря через годы и двери,

я вижу победы, которыми

обрел только стыд и потери.

522

Взамен слепой, хмельной горячности,

взамен решительности дерзкой

приходит горечь трезвой зрячести

и рассудительности мерзкой.

523

Дьявол — не убогий совратитель,

стал он искушенней за века,

нынче гуманист он и мыслитель,

речь его светла и высока.

524

Снова жаждали забвенья

все, кому любви отраву

подносил гуляка Беня,

кличку Поц нося по праву.

525

К тебе, могильная трава,

приходят молча помолиться

к иным — законная вдова,

к иным — случайная вдовица.

Расти утешной.

526

Про все устами либерала

судя придирчиво и строго,

имел он ум, каких немало,

зато был трус, каких немного.

527

Чем русская история страшней,

тем шутки ее циников смешней.

528

Весь выходной в тени сарая

мы пьем и слушаем друг друга,

но глух дурак, с утра играя

в окне напротив бахи фуга.

529

Чем глубже вязнем мы в болото,

тем и готовней год за годом

для все равно куда полета

с любым заведомым исходом.

530

Не лейте на творог сметану,

оставьте заботы о мясе,

и рыбу не жарьте Натану,

который тоскует по Хасе.

531

Нам свойственно наследственное свойство,

в котором — и судьбы обоснование:

накопленный веками дух изгойства

пронизывает плоть существования.

532

От жалоб, упреков и шума,

от вечной слезливой обиды —

нисколько не тянет Наума

уйти от хозяйственной Иды.

533

Живя среди рабочей братии,

ловлю себя на ощущении,

как душен климат демократии

в ее буквальном воплощении.

534

Червяк по мнению улиток

презренно суетен и прыток.

535

Его голове доставало ума,

чтоб мысли роились в ней роем,

но столько она извергала дерьма,

что стала болеть геморроем.

536

Нелепо ждать слепой удачи,

но сладко жить мечтой незрячей,

что случай — фокусник бродячий,

обид зачеркивая счет,

придет и жизнь переиначит,

и чудо в ней проистечет.

537

Пожизненно вкушать нам суждено

духовного питания диету,

хоть очень подозрительно оно

по запаху, по вкусу и по цвету.

538

Смешным, нелепым, бестолковым,