Гаргантюа и Пантагрюэль - [266]

Вовеки не давал ответа

Мудрей, чем прорицанье это.

Сдается мне: не в Дельфах он,

А здесь в часовне водружен.

Когда б Плутарх, подобно нам,

Явился тринкнуть в этот храм,

Он всех побил бы в древнем споре

О том, зачем, как рыбы в море,

Оракул в Дельфах стал безгласен.

Такой вопрос любому ясен:

Треножник вещий навсегда

Из Дельф перенесен сюда.

Он тут стоит, он тут вещает.

Ведь Афиней нам сообщает,

Что всем, кто бил пред ним поклоны,

Треножник жрицы Аполлона

Бутыль с вином напоминал.

Ей-богу, правду я сказал!

Истолковать грядущий рок

Еще никто верней не мог,

Чем звук Божественной Бутылки.

Брат Жан! Поверь, я жажду пылко,

Чтоб ты, пока еще мы тут,

Просить не посчитал за труд

У трисмегистовской Бутылки,

Чтоб нам слова ее открыли,

Не нужно ль и тебя женить.

А чтоб ее не раздражить

Бесцеремонностью такою,

Посыпь скорей фонтан мукою*.

На это брат Жан в сердцах ему ответил:

– Святого Бенуа туфлею

Клянусь, что подтвердит любой,

Кому знаком характер мой,

Что будет мне сто крат милей,

Простившись с рясою моей,

Расстригою бездомным стать,

Чем дать себя жене взнуздать.

Жениться? Сделаться рабом?!

Свободу заменить ярмом?!

С одной и той же спать всегда?!

Но я же не смогу тогда

Ни Александра, ни Помпея

Затмить отвагою своею!

Мне брак страшнее, чем кончина!*

Тут Панург распахнул накидку и все свое мистическое облачение и так ответил брату Жану:

– Так знай, нечистая скотина,

Что ты пойдешь в огонь геенны,

А я, как камень драгоценный,

По смерти заблещу в раю,

Откуда я на плешь твою,

Распутник, буду испражняться,

Но ты послушай: может статься,

Что, будучи рукой Господней

Низвергнут в пламя преисподней,

Приглянешься ты Прозерпине

И с позволения богини

Уйдешь с ней в темный уголок,

Где б оседлать ее ты мог.

Ужель тогда, признайся нам,

По лучшим адским кабакам

Тобой на поиски вина

Не будет послан сатана

И фляжку ты не выпьешь махом

В честь той, что так добра к монахам?*

– Пошел ты к черту, старый дурак! – сказал брат Жан. – Не стану я больше рифмовать – от рифмоплетства у меня язык заплетается. Поговорим-ка лучше о том, как нам здесь всех отблагодарить.

Глава XLVII О том, как, простившись с Бакбук, мы покинули оракул Бутылки

– Ни о какой благодарности не может быть и речи, – сказала Бакбук, – если вы останетесь довольны, это уже будет для нас награда. Здесь, под землей, в областях околоцентральных, мы полагаем высшее благо не в том, чтобы брать и принимать, а в том, чтобы оделять и давать, и мы почитаем себя блаженными не тогда, когда мы много берем и принимаем от других, как, по всей вероятности, предписывают ваши секты, а тогда, когда мы многим оделяем других и много им даем. Я прошу вас об одном: запишите имена ваши и название вашей страны вот здесь, в ритуальной книге.

С этими словами она раскрыла большую красивую книгу, и в этой книге под нашу диктовку один из мистагогов Бакбук, делая вид, что пишет, золотым стилем провел несколько линий, однако ж никаких письмен после этого не выступило.

Тогда она наполнила три меха необыкновенной своей водой и, передав их нам из рук в руки, молвила:

– Идите, друзья мои, и да хранит вас та интеллектуальная сфера, центр которой везде, а окружность нигде, и которую мы называем Богом; когда же вы возвратитесь к себе, то засвидетельствуйте, что под землею таятся сокровища несметные и дива дивные. Ведь недаром Церера, которую чтит весь свет за то, что она открыла искусство земледелия, обучила ему людей и благодаря изобретению хлебных злаков избавила род человеческий от такой грубой пищи, как желуди, недаром она так сокрушалась, когда ее дочь увезли в подземные наши области: она, разумеется, предвидела, что под землею дочь ее обнаружит больше благ и всяких превосходных вещей, нежели она сама сотворила наверху.

Во что превратилось у вас искусство вызывать молнию и низводить с неба огонь, некогда изобретенное мудрым Прометеем? Вы его, уж верно, утратили; на вашем полушарии оно исчезло, меж тем как здесь, под землей, оно по-прежнему применяется. Напрасно вы изумляетесь при виде того, как молния и эфирный огонь сжигают и испепеляют ваши города, – вам невдомек, от кого, через кого и откуда исходит это потрясение, на ваш взгляд ужасное, нам же, однако, привычное и даже полезное. Философы ваши ропщут, что все уже описано древними, а им-де нечего теперь открывать, но это явное заблуждение. Все, что является вашему взору на небе и что вы называете феноменами, все, что вам напоказ выставляет земная поверхность, все, что таят в себе моря и реки, несравнимо с тем, что содержат в себе недра земли.

Вот почему имя подземного владыки почти на всех языках обозначается словом, указывающим на богатство. Когда придут к концу и увенчаются успехом труды и усилия найти Вседержителя-Бога, которого некогда египтяне называли сокровенным, утаенным, скрытым и, этими именами именуя его, молили объявиться и показаться им, то Бог, снизойдя к мольбам людей, расширит их знания и о себе самом и о своих творениях, а в руководители даст добрый фонарь, ибо все философы и древние мудрецы, дабы благополучно и беспечально пройти путь к богопознанию и к мудрости, почли необходимым, чтобы вожатаем их был Бог, а сопутником – человек.