Гаргантюа и Пантагрюэль - [253]
– Ну-ка ты, блудодей, обряды соблядующий и распевающий, – заговорил Панург, – как ты думаешь, кто он такой? Еретик?
Распев. Вполне.
Панург. Сжечь его, что ли?
Распев. Сжечь.
Панург. Как можно скорее?
Распев. Да.
Панург. Без провариванья?
Распев. Без.
Панург. Так как же?
Распев. Живьем.
Панург. Что же с ним станется?
Распев. Помрет.
Панург. Видно, он здорово вам насолил?
Распев. О да!
Панург. За кого вы его почитаете?
Распев. За глупца.
Панург. За глупца или же за сумасшедшего?
Распев. Хуже.
Панург. Во что бы вы хотели его превратить?
Распев. В пепел.
Панург. Вам уже приходилось кого-нибудь жечь?
Распев. Многих.
Панург. Они тоже были еретики?
Распев. Не такие.
Панург. А еще будете кого-нибудь жечь?
Распев. Ого!
Панург. А может, кого-нибудь пощадите?
Распев. Никого.
Панург. Стало быть, всех подряд?
Распев. До одного.
– Не понимаю, что за удовольствие болтать с этим поганым голодранцем монахом, – заметил Эпистемон. – Хорошо, что я давно уже с вами знаком, иначе в моих глазах это сильно бы вам повредило.
– Да что вы, Бог с вами! – воскликнул Панург. – Он произвел на меня столь приятное впечатление, что я с удовольствием отвез бы его к Гаргантюа. Дайте срок, я женюсь, моя жена будет им забавляться.
– Не только забавляться, но и с ним валяться, – ввернул Эпистемон.
– Ну, бедняга Панург, плохо твое дело, – со смехом сказал брат Жан, – будешь ты рогат до самых пят.
Глава XXX
О том, как мы посетили Атласную страну
Довольные тем, что познакомились с новой религией братьев распевов, мы плыли два дня, а на третий день лоцман наш открыл остров, прекраснейший и чудеснейший из всех островов; называется он Остров Фриза[946], ибо дороги здесь фризовые. На этом острове находится страна Атласная, пользующаяся особой любовью придворных пажей; деревья и травы, здесь произрастающие, никогда не теряют ни цветов, ни листвы – они из шелкового штофа и узорчатого бархата. Животные и птицы – ковровые.
Мы увидели здесь множество животных, птиц и деревьев, таких же, как наши, и по внешнему виду, и по величине, и по объему, и по цвету, но только, в отличие от наших, они ничего не ели, совсем не пели и совсем не кусались. Были там и такие, каких мы никогда прежде не видели, в частности несколько слонов разной величины; среди них особое мое внимание обратили на себя шесть самцов и шесть самок, которых показывал в римском театре во времена Германика, племянника римского императора Тиберия, их воспитатель: то были слоны ученые, музыканты, философы, танцоры, плясуны, фокусники, они чинно сидели за столом и молча пили и ели, как святые отцы в трапезной. Морда у них имеет привесок, называемый хоботом, длиной в два локтя, и этим хоботом они набирают воду, чтобы напиться, поднимают с земли финики, сливы, всякого рода пищу, защищаются и бьют им, точно рукой, поднимают людей на воздух, и те, падая, надрываются от хохота. У них большие, очень красивые уши, похожие на ручные веялки. На ногах у них имеются сочленения и суставы, те же, кто утверждает противное, должно полагать, видели слонов только на рисунках. В число их зубов входят два рога – так их называет Юба, а равно и Павсаний говорит, что это рога, а не зубы. Филострат, напротив, стоит на том, что это зубы, но не рога, а по мне все едино, лишь бы вам было ясно, что это настоящая слоновая кость, что длина их достигает трех-четырех локтей и что находятся они на верхней челюсти, а не на нижней. Если же вы поверите тем, кто утверждает обратное, то попадете впросак, хотя бы вы это прочли у Элиана, наипервейшего враля. Именно здесь, а не где-нибудь еще, наблюдал Плиний, как слоны под звон колокольчиков плясали на канате, протянутом над пиршественным столом, и никого из собутыльников при этом не задевали.
Я видел здесь носорога, очень похожего на того, которого мне когда-то показывал Ганс Клерберг[947], и отличающегося от борова, коего я видел однажды в Лиможе, только тем, что у носорога на морде острый рог длиною в локоть, и вот с этим своим рогом он осмеливается нападать на слона: он ранит его в живот – самую нежную и уязвимую у слона часть тела, и слон, бездыханный, валится наземь.
Я видел здесь тридцать два единорога: это удивительно коварное животное; с виду оно очень похоже на породистую лошадь, но голова у него как у оленя, ноги как у слона, хвост как у кабана, а на лбу черный острый рог в шесть-семь футов длиной, который у него обыкновенно свисает, как гребень у индюка; когда же единорог вступает в бой или намерен как-либо себе помочь, то рог у него поднимается кверху, негнущийся и прямой. Я видел, как один из них, окруженный всякого рода дикими зверями, прочищал своим рогом источник. Панург мне по этому поводу сообщил, что его карапуз напоминает рог единорога – отнюдь не длиною, но некоторыми особенностями и свойствами: он в равной мере обладает способностью очищать воду луж и ручьев от грязи и заразы, и, подобно тому как всякие звери смело пили после единорога, так же точно, мол, и после него смело можно действовать, не боясь подцепить шанкр, сифилис, триппер, нарывы, язвы и всякую гадость, ибо если в мефитической яме попадется какая-нибудь болячка, то мощный его рог очистит все.
