Ганская новелла - [37]

. Да, господь обещал и воистину пощадил ваши жизни. Так возьмите с собою слово господне и поразмыслите над ним перед сном, и пусть будет оно вам вечным утешением.

Многочисленные слушатели видели, что горка приношений на столе, за которым проповедовал Кумби Мозес, все увеличивается. Естественно, многие решили, что в этот вечер Кумби стал самым богатым человеком в городе. Возможно, они ошибались, потому что, как он сам объяснил, блага мирские — прах, отбросы, не имеющие цены. Возможно, именно это он и решил продемонстрировать, когда, взяв в руки монеты, лежавшие в центре стола, благословил их долгой молитвой, затем шагнул в толпу, раздавая деньги окружающим. Поистине это был великолепный жест благоволения. Впрочем, раздавал Кумби лишь мелочь, крупные монеты и бумажные деньги он оставил себе. Сия редкостная процедура закончилась словами:

— Идите в люди и поступайте так же с бедными мира сего.

Среди тех, кто оказался в первых рядах слушателей, был молодой парень, хорошо известный всей округе, один из «банды Бобо», пьянчуга, хваставший, что может выдуть целую бочку. Как он попал сюда — уму непостижимо. Вряд ли его появление было вызвано желанием резко изменить свою жизнь. Этот тип и оказался «счастливчиком», которого Кумби Мозес избрал, чтобы прочесть «Благодарение» как напутствие расходящимся. Парень неохотно вышел вперед и трясущимися руками взял протянутую ему Библию. Он колебался. Колебания эти не были вызваны неумением читать, ибо достойный юноша наверняка уже все науки превзошел. Напрягая давно отвыкшие от чтения глаза, он начал молитву.

Слушатели склонили головы. И в этот момент четверо полицейских вышли из машины и окружили Кумби Мозеса. Тот притворился, что ничего не заметил, хотя не мог не видеть их маневра, и снова забормотал слова молитвы. Непонятно было, молится ли он от души или морочит полицейских. По лицу его струйками сбегал пот. Все еще произнося слова молитвы, он медленно направился к полицейским. Неужели он сам отдаст себя им в руки? Ну что ж, он ведет Себя вполне достойно!

Кумби Мозес все еще читал молитвы, когда, бросив свою паству на произвол судьбы, поднимался по ступенькам полицейского фургона.

Перевод И.Бессмертной

Кофи Аиду (Kofi Aidoo) Десятый ребенок

Эсаби быстрым движением пальцев отделила улитку от раковины и бросила ее в кипящий котел. Уронила пустую раковину в мусорную корзину, на горку таких же пустышек. Сухой стук заставил ее вздрогнуть. Он снова напомнил ей о неизбежно приближающемся… Муж возвращается — каждый нерв, каждая жилка, все в ней дрожало от напряженного ожидания. Будет ли так, что он войдет и с радостью примется за еду: она приготовила его любимый суп из улиток? Или в гневе готов будет разорвать ее на куски? Эсаби не отходила от очага, продолжая готовить обед.

С той самой минуты, как услышала, что муж возвращается, она не могла избавиться от страха. Известие это утром принес в их селение человек, который обогнал Ману в третьей от них деревне, где тот остановился на ночлег.

Сердце Эсаби сжала резкая боль. Она медленно поднялась на глинобитную террасу перед хижиной. Оттуда поверх крыш ей хорошо был виден травянистый склон ближнего холма и утоптанная красная тропа, что вела с его вершины через пастбище к воротам деревни. Ей видны были и люди на тропе: кто-то шел вверх, кто-то вниз. Может быть, один из них — Ману? Она могла различить человека с тонким шестом через плечо и на шесте что-то, похожее на узелок. Человек шел вниз. Эсаби еще больше испугалась. А вдруг это он и есть — ее муж, сильный и храбрый, тот, что два года назад победил Офори в соревновании за право увести Эсаби в свой дом? А на плече — может быть, на плече он несет то самое лекарство? Его не было дома пять лун, и вот сегодня он возвращается!

Сердце ее забилось неровными толчками. Она ничего не могла с собой поделать — страх, что в любой момент муж может войти во двор, лишал ее сил. Что он скажет, как поступит? Поведет ли ее в свою хижину, как раньше? Станет ли, как когда-то, подхватывать припев ее песни и отмечать окончание каждого куплета низким, мужественным «йи-йии»? Да нет, он, конечно, рассердится и побьет ее. И, конечно, никто из старейшин и слова не скажет в ее защиту. Все они знают, Эсаби — жена Ману и принадлежит только ему. Все видели, как Ману на пряди разорвал сплетенный из лиан канат и, победив Офори, увел ее в свой дом. И с тех самых пор она была его любимой женой. Так чего же ей бояться теперь, когда он наконец возвращается?

Мысленно Эсаби снова и снова перебирала то, что случилось со дня ухода мужа. Некоторые события, проплывая в памяти, не причиняли боли, не рождали страха. Но другие… Вспоминая о них, хотелось взывать к предкам о помощи. Например, разговор с Эно Адвоа всего несколько недель назад. Теперь она сомневалась, правда ли то, о чем рассказала ей эта женщина. Если правда, тем лучше. А что, если та лишь дразнила Эсаби?

В тот день Эсаби пожаловалась старшей подруге:

— Очень волнуюсь. Мужа так долго нет. Наверное, те, кто приносил мне известия о нем, его и в глаза не видели.

— Ты думаешь, он погиб? Да нет, не волнуйся. Он будет просто счастлив, когда услышит, что ты понесла.