Ганнибал. Враг Рима - [5]

— Еще бы! — выпалил Сафон, пытаясь перехватить инициативу. — Как всегда, когда дело касается этих двоих.

Бостар проигнорировал слова брата.

— Ну? — спросил он.

— Отец думает, что я дома, учебой занят, — признался Суниатон.

Лицо Сафона еще больше наполнилось выражением праведного гнева.

— Поглядим, что скажут отец и почтенный Бодешмун, когда узнают, чем вы на самом деле собрались заняться. У нас достаточно времени до начала собрания Совета. — Он выставил большой палец, делая знак копейщикам. — Под конвой их.

Ганнон скорчил мину, но спорить смысла не было. Сейчас Сафон был особенно суров и непоколебим.

— Пошли, — буркнул он Суниатону. — Может, рыба до завтра и не уйдет.

Они не успели сделать и шага, когда заговорил Бостар.

— Не вижу причины, почему бы им не отправиться порыбачить, — сказал он.

Ганнон и Суниатон в изумлении поглядели друг на друга.

— Что ты хочешь сказать? — приподняв брови, спросил Сафон.

— Такое времяпровождение очень скоро станет недоступно для нас, и мы будем скучать по нему, — со странным выражением лица продолжил Бостар. — А там и черед Ганнона недалек. Пусть повеселится, пока есть у него такая возможность.

У юноши радостно екнуло в груди, и он пропустил мимо ушей затаенную горечь в словах Бостара.

Лицо Сафона сделалось задумчивым. Но очень быстро это выражение сменилось хмурым и настороженным.

— Долг есть долг, — заявил он.

— Успокойся, Сафон. Тебе же двадцать два, а не пятьдесят два! — ответил Бостар, глянув на копейщиков, которые дружно заулыбались. — Разве кто заметит отсутствие Ганнона, кроме нас и отца? А приглядывать за Суни у тебя права не больше, чем у меня.

Сафон сжал губы, готовый уже улыбнуться, но мысль о том, что Бостар возьмет верх в споре, была для него нестерпима.

— Отец не обрадуется, — угрюмо сказал он. — Но, думаю, ты прав.

Ганнон не верил своим ушам.

— Благодарю! — радостно крикнул он. Ему вторил и Суниатон.

— Идите, пока я не передумал, — строго сказал Сафон.

Друзей не надо было уговаривать. С благодарностью глянув на Бостара, который снова им подмигнул, они быстро растворились в толпе, не скрывая широких улыбок. Им придется за это ответить, подумал Ганнон, но это будет только вечером. Перед его глазами снова предстала картина лодки, наполненной выловленным тунцом.

— Сафон серьезный парень, а? — сказал Суниатон.

— Сам знаешь, — ответил Ганнон. — Для него такие вещи, как рыбалка, — пустая трата времени.

Суниатон толкнул его локтем.

— Хорошо, что я не сказал ему всего, что думаю, — проговорил он.

Ганнон вопросительно поглядел на товарища.

— Ему самому хорошо бы расслабиться. Ну, например, сходить на рыбалку! — с ухмылкой добавил Суниатон.

Ганнон открыл от удивления рот, но затем рассмеялся.

— Хвала богам, что ты этого так и не сказал! Тогда бы он нас точно не отпустил.

С облегчением улыбнувшись, друзья пошли дальше и вскоре добрались до Агоры. Ее четыре стороны, каждая длиной в стадий, были обрамлены величественными портиками и крытыми тротуарами. Место, где ощущался пульс города, где находилось здание, в котором собирался Совет старейшин и другие государственные учреждения, библиотека, множество храмов и лавок. А еще здесь летними вечерами гуляли юноши и девушки из богатых семей. Они собирались группами, держа между собой подобающую дистанцию, и тайком поглядывали друг на друга. Свободное общение между полами не приветствовалось, и девушки всегда были под присмотром сопровождающих. Но, несмотря на это, изобретательная молодежь находила способы подобраться поближе друг к другу. За последние месяцы это времяпрепровождение стало у двух друзей любимым делом. Хотя рыбалка пока что и оставалась на первом месте, размышлял Ганнон, оглядывая толпу в поисках привлекательных женских лиц.

Но сейчас Агору не оглашали смех и шутки молодых красоток. Тут было полно ходящих с серьезным видом политиков, купцов и высокопоставленных военных. Все они шли в одном направлении: к величественному сооружению, в священных стенах которого регулярно собирались более трехсот старейшин. Эта традиция длилась уже более полутысячи лет. Руководили собраниями двое суффетов — правителей, избираемых ежегодно. Старейшины были самыми главными людьми в Карфагене, решающими все вопросы, от торговли до взаимоотношений с другими государствами. Они обладали правом объявлять войну и заключать мир, хотя и не могли назначать командующих армиями. Со времени войны с Римом это право было отдано народному собранию. Для вступления в Совет старейшин необходимо было быть гражданином Карфагена старше тридцати лет, обладать определенным достатком и являться деятельным членом общества, проявив себя в сельском хозяйстве, торговле или военном деле.

Обычные люди могли принимать участие в управлении государством через Народное собрание, которое созывалось раз в год по приказу суффетов здесь же, на Агоре. В кризисных ситуациях гражданам дозволялось самим собираться на Агоре и обсуждать насущные проблемы. Хотя власть Собрания и была ограниченной, но именно оно избирало суффетов и командующих войсками. Ганнон с нетерпением ждал следующего созыва, первого, на котором он будет присутствовать как настоящий гражданин, имеющий право голоса. Хотя безграничная популярность Ганнибала в народе гарантировала ему переизбрание на пост главнокомандующего войском в Иберии, Ганнону хотелось лично поддержать семью Барки. Это единственное, что он пока мог сделать. Несмотря на его просьбы, Малх не позволит ему вступить в войско Ганнибала, как сделали это Сафон и Бостар после смерти матери. Сначала надо закончить учебу. Спорить с отцом по этому поводу не было смысла. Раз что-то решив, Малх никогда не менял своего решения.