Ганнибал-Победитель - [123]

   — А ты ел?

   — Кажется, да. Господин, я не рассказал кое-чего ещё.

   — Только ни слова про коня.

   — Ни в коем случае. Сейчас речь пойдёт о другом.

   — Почему ты умолк?

   — Ты приступил к еде. Когда кто-нибудь начинает есть, я тоже это делаю, понарошку.

   — Что ты хотел сказать?

   — Теперь я отвечаю за то, чтобы ты в целости и сохранности перебрался через Альпы.

   — Кто так распорядился?

   — Ганнибал, кто же ещё?!

   — По «связке жемчуга»?

   — А как иначе? Ганнибал невзлюбил меня. Говорят, я унизил его достоинство.

   — Ганнибал ведёт беседы с кем угодно. Копейщик ты или кто другой, не имеет значения.

   — В моём случае очень даже имеет. Ему, видите ли, напели, будто я выставил его на горе в смешном виде. То, что я там сделал, — ерунда. Послушать их разговоры, так мне впору отдавать назад и жеребца, и кошель с деньгами. Я не должен был поднимать Ганнибала над головой, не должен был взваливать его на спину. Если послушать, что болтают люди, я вообще не должен был ничего делать. От моего вмешательства, утверждают они, пострадала Ганнибалова репутация. Моё вмешательство было излишним, говорят завистники. Очевидцы происшедшего рассказывают о нём тем, кого там не было. Солдаты сидят у костров и хохочут над этими рассказами. Они придумывают собственные версии и плетут многословные истории на основе того, что им показалось. Из-за меня Ганнибала поднимают на смех. Этого он мне никогда не простит. И ещё: он не получил ни царапины. Посему даётся понять, что мне вообще не следовало вмешиваться. Такое впечатление, будто сподвижники Ганнибала предпочли бы видеть его мёртвым или хотя бы при смерти. На худой конец — пусть бы вывихнул ногу или растянул сухожилие.

   — Ты не знаешь Ганнибала, — вставляю я. — Уверяю, что дошедшие до тебя слухи распространяет не он. Кстати, если тебе не хочется быть моим слугой, не надо. Я могу сказать Ганнибалу, что ты мне не нужен.

   — Тогда он ещё больше окрысится на меня.

   — А ты станешь ещё язвительнее. Почему ты не доверяешь моему слову?

   — Потому что тебе не хватает элементарного здравого смысла, — говорит Негг. — С человеком, который пренебрегает благоразумием, даже когда для него существуют чёткие и ясные основания, трудно иметь дело. Почему ты не покупаешь моего коня? Я уже запас целый сеновал корма.

   — Стоимость которого входит в цену.

   — Цену мы с тобой пока не обсуждали.

   — Но ты сказал, что мы вместе съедим твоего статного жеребца.

   — Только если подопрёт нужда.

   — А когда она подопрёт? Когда твой конь покончит с кормом, который ты на него нагрузишь?

   — Возможно.

   — Раскрой глаза, Herr. Может, я не хочу тебя.

Он действительно открыл глаза и пристально посмотрел на меня.

   — Оказывается, ты ещё глупее, чем я рассчитывал, — осмеливается заявить он. — Я предлагаю тебе свою лошадь ради того, чтобы ты выжил. Я прошу Ганнибала разрешить мне стать твоим денщиком, и полководец тотчас откликается: «Буду только рад. Я очень ценю Йадамилка. Иди к нему в услужение. Теперь, когда он потерял своего раба, ты нужен ему».

   — Он не был рабом, — отпираюсь я. — Я отпустил его на волю.

   — Вольным он был или рабом, во всяком случае, Ганнибал произнёс именно эти слова. «А что мне делать, когда мы вступим в бой?» — спрашиваю я Ганнибала. «Если ты спасёшь Йадамилка, ты спасёшь больше, чем целый отряд», — слышу я в ответ. Вот и думай, как теперь обернётся дело с тобой, со мной, с Альпами, с разными врагами и прочими неприятностями.

   — Сколько же ты просишь за дарёного коня? — растроганно спрашиваю я.

   — Коня вынужден был уступить мне военачальник, так что, сам понимаешь, жеребец ухожен. Он не отощал, и силы в нём хватает, а резвости и вовсе через край. К тому же он, в отличие от тебя, не кусачий.

   — Так сколько? — повторяю я.

   — Посоветуйся с Медовым Копытом, когда он там, среди ледников, почувствует, что значит питаться впроголодь.

   — Я не уверен, что хочу тебя в служители. Во всяком случае, пока. Мне нужно сначала испытать тебя. Слушай внимательно и открой глаза, чтобы мне было тебя видно.

   — Разве человек с закрытыми глазами исчезает? В первый раз слышу.

   — Прежде всего скажи, что у тебя было самое страшное в жизни.

   — Это я тебе скажу с ходу.

   — Ты имеешь в виду меня?

   — А вот и нет. Тут я сразу вспоминаю свою мать. Она долго болела и не собиралась умирать. Это продолжалось так долго, что все, кроме меня, уже хотели избавиться от неё. Считается, что в таких случаях хорошо трижды прокричать через замочную скважину туда, где лежит прикованный к постели: «Ты идёшь или приходишь? Или хочешь журавлиного мяса?» Что на более красивом языке звучит как: «Will you come or will you go? Or will you eat the flesh of cranes?»

   — И кто трижды прокричал эти слова?

   — Не важно. Мать поспешила умереть.

   — О тебе, Негг, говорят, будто ты можешь поймать своё копьё на лету. Докажи, что это правда.

   — На таком крутом склоне?! Ты требуешь невозможного. Но пойдём туда, где пасётся жеребец, набивая себе полное брюхо. Там я тебе покажу.

   — Увиливаешь. Ты, Негг, просто-напросто лошадиный барышник, и более никто.