Ганнибал. Кровавые поля - [9]
Офицер выхватил из жаровни раскаленный прут и снова подошел к Богу.
– Кто эти люди, господин? – осмелился спросить раб.
Офицер замер на месте.
– Солдаты Ганнибала. Мы схватили их за стенами города.
– Ганнибала? – медленно повторил раб.
– Совершенно верно, идиот! – Офицер поднял прут, и раб отступил на шаг назад.
«Бьюсь об заклад, что твое сердце наполнилось радостью, когда ты услышал про армию Ганнибала, – подумал Ганнон. – Как и мое. И пусть боги приведут его солдат к воротам города как можно скорее. Я хочу, чтобы это чудовище и его подручные умирали долго и мучительно». Но он знал, что его семья и товарищи придут слишком поздно и не успеют спасти их.
Пришла пора приготовиться к смерти.
Глава 2
За стенами Плацентии
В разразившемся после поражения у Требии хаосе Квинт и его отец оказались в одном из двух отрядов, бежавших за стены города, рассчитывая, что там они будут в безопасности. Семпроний Лонг, консул, который командовал римской армией во время сражения и которому удалось вывести из боя около десяти тысяч легионеров, прибыл почти сразу вслед за ними. А с ним и второй консул, Публий Корнелий Сципион, лишившийся способности руководить схваткой после того, как был ранен во время предыдущего столкновения с врагом при Тицине.
Плацентия быстро заполнилась людьми, которых было так много, что, казалось, стены не выдержат. Через два дня, наполненных невероятным страхом, Лонг приказал открыть ворота. Консул сумел сохранить самообладание в столь сложной обстановке и вывел почти всех своих людей за стены города. Под его личным командованием половина солдат стояла на страже, в то время как остальные строили большой походный лагерь. Поскольку Квинт оказался одним из кавалеристов, сумевших спастись, его тут же отправили патрулировать окрестности с приказом сообщать о появлении любых отрядов карфагенян.
Первый день оказался самым тяжелым. Он, его отец Фабриций и примерно два десятка всадников – принадлежавших прежде к разным соединениям – провели разведку больше чем на пяти милях к западу от Плацентии, иными словами, на территории, захваченной врагом. Перед мысленным взором Квинта то и дело вставали картины бойни, устроенной армией Ганнибала, и он едва справлялся с волнением и тревогой; некоторые всадники патруля паниковали. Однако Фабриций стал исключением: он был спокоен и сдержан, постоянно настороже. Его пример вдохновил Квинта, а через некоторое время и остальных. То, что они не встретили неприятельские разъезды, тоже помогло.
Известие об отряде под командованием Фабриция быстро разнеслось по окрестностям, и в последующие дни каждый всадник, которому удавалось добраться до Плацентии, сразу вставал под его командование. Жесткий командир, Фабриций отправлял людей на разведку дважды в день, а почти все остальное время посвящал тренировкам. Он не делал никаких поблажек Квинту, скорее наоборот, обращался с ним суровее, чем с другими, и дополнительные наряды стали для Квинта нормой. Он полагал, что причина заключалась в том, что тот отпустил Ганнона, а сам, не испросив разрешения отца, отправился на север, чтобы присоединиться к армии; поэтому, сжав зубы, юноша молча делал все, что ему приказывал отец.
Сегодня утром Фабриция неожиданно вызвали на совещание к консулам, и Квинт с товарищами получили возможность немного отдохнуть от ежедневной рутины. Патрулировать окрестности им предстояло только ближе к вечеру, и Квинт решил использовать свободное время с толком.
Вместе с Калатином, приземистым, мускулистым воином, единственным из его друзей, оставшихся в живых в сражении при Требии, он отправился в Плацентию. Впрочем, довольно скоро настроение и жажда приключений их покинули. Несмотря на то, что бóльшая часть армии сейчас жила за воротами, улицы по-прежнему были забиты людьми, начиная от обычных горожан и заканчивая офицерами и солдатами, пробиравшимися сквозь толпы. И все, кого они видели, выглядели несчастными, голодными или озлобленными. Зазывные крики лавочников звучали мрачно и одновременно требовательно и резали ухо. А также жалобный плач голодных младенцев. Число попрошаек, казалось, удвоилось со времени последнего визита Квинта в город. Даже полуодетые шлюхи, торчавшие на ступеньках разваливающихся лестниц и пытавшиеся заманить их в свои жалкие комнаты, просили в два раза больше за свои услуги.
Несмотря на холод, город окутывала вонь мочи и дерьма, преобладавшая над всеми другими запахами. Продовольствие заканчивалось, а то, что еще осталось, стоило запредельных денег. Вино теперь могли позволить себе только богатые. Ходили слухи, что провизия скоро прибудет с побережья по реке Падус, но пока о ней не было ни слуху ни духу.
Замерзшие, голодные и раздраженные, друзья покинули город и, обойдя по большому кругу свои палатки на случай, если Фабриций уже вернулся, направились к южной границе лагеря, где разместилась потрепанная армия Лонга. Они решили, что по крайней мере немного пройдутся и разомнут ноги.
Юноши выбрали самый короткий путь по главной дороге, делившей лагерь на две части, но им то и дело приходилось отскакивать в сторону, чтобы пропустить центурии легионеров, покинувших свои палатки и направлявшихся на юг. Калатин все время ворчал, а Квинт искоса бросал восхищенные взгляды на солдат-пехотинцев. Прежде он смотрел на них свысока, но теперь все изменилось. Юноша больше не считал их идиотами, копающимися в земле, топтунами, как называли пехоту кавалеристы. Легионеры оказались единственными, кто сумел с честью противостоять армии Ганнибала, в то время как кавалерия изо всех сил старалась вернуть себе доброе имя, которого лишилась в сражении при Требии.
